Джузеппе Гарибальди

Теперь, начиная с 1814 года, законы устанавливает правительство Турина, столицы Пьемонт-Сардинии. Оно обязало покупать сардинскую соль. Оно навязало итальянский язык, который Гарибальди открыл для себя благодаря своему светскому учителю, господину Арена. Занятие полезное и еще редко встречающееся, так как во многих семьях французское влияние по-прежнему сильно. «Отныне мы жалкие рабы французов, — пишет аббат Бонифасси в 1828 году, — идет ли речь о книгах, максимах, модах, языке, доктринах или мнениях. Меня пробирает дрожь, когда я вижу, что в богатых домах с детьми говорят только по-французски. К чему это приведет? Но мы зашли уже слишком далеко, чтобы можно было повернуть назад».

В семье Гарибальди не разделяют этого увлечения Францией. Но если дома он говорит по-ниццски или по-итальянски, Гарибальди всегда будет помнить французский, язык своего детства, и владеть им в совершенстве.

Франция не случайно привлекает многих: после 1815 года Пьемонт-Сардинское королевство стало одним из самых реакционных в Европе.

Виктор Эммануил I, всю «императорскую эпоху» проживший в Сардинии, существуя только на английские подачки, был ультра-консерватором и отменил все реформы, введенные в его государствах республикой или империей.

В Ницце были восстановлены все прежние учреждения с их привилегиями и устаревшими порядками. Церкви возвращено все, что было у нее конфисковано. Отменено равенство в правах, данное евреям: они вновь вернулись в свои частные университеты и гетто.

Жители Ниццы день за днем открывали лицо политической реакции.

В городе появились тайные общества: небольшие группы из нескольких молодых людей. Они принадлежали к карбонариям и признавали своим вождем Буонарроти, старого революционера, жившего в изгнании в Брюсселе, но пользовавшегося большим влиянием. Они требовали свободы, конституции, режима, основанного на представительстве, и, главное, создания единой Итальянской республики.

Итак, в начале XIX века прозвучала главная тема итальянского патриотизма. Италия, раздробленная на дюжину государств, подчиненных с 1815 года беспросветной реакции, должна стать единой нацией, обществом, в котором царствуют принципы равенства и справедливости. С монархами и их министрами внутренних дел, которые, как в Пармской обители, шпионят, бросают в тюрьмы, пытают и казнят, — должно быть покончено!

Наполеон I, пытаясь подчинить Италию, ввел войска и тем только ускорил развитие движения, целью которого было объединение итальянцев.

Молодые люди, сражавшиеся бок о бок с императорской гвардией в России или в Германии, думали, что борются за Италию. Их разочарование часто бывало горьким.

Отныне они согласны были умирать только за Италию.

Когда в марте 1815 года Мюрат, посаженный императором на неаполитанский трон, попытался вести независимую политику, итальянцы из его окружения издали от его имени прокламацию, ставшую первым манифестом Рисорджименто — воскресения Италии, пламя которого будет гореть в течение целого века.

«Итальянцы, — писали они, — пробил час свершения великой судьбы Италии! Пусть всякое иностранное господство исчезнет с итальянской земли. Пусть подлинно национальное представительство, конституция, достойная нашего века, станет гарантией вашей свободы, вашего внутреннего процветания… и да воскреснет Италия счастливая, Италия независимая!»

После поражения Мюрата, несмотря на реакцию, заговоры продолжают возникать. Что может объединить Италию? Какая идея? Монархия или республика?

Тайные сборища, конспирация, заговоры и уличные волнения сменяют друг друга.

11 января 1821 года студенты Турина устроили демонстрацию. Как жители Ниццы — в том числе четырнадцатилетний Гарибальди — могли не знать об этих событиях, когда карабинерами и солдатами столицы Пьемонта, подавившими либеральное движение, командовали два уроженца Ниццы: граф Таон де Ревель, правитель Турина, и граф Тринчиери де Венансон, начальник дивизии?!

Ницца — оставаясь в стороне от событий — была, таким образом, непосредственно связана с движениями 1821 года.

В самом городе волнения, тем более заметные, что жителям Ниццы обычно свойственна пассивность, охватили учеников школ, затронутых либеральными идеями.

Гарибальди не мог не быть с ними. Он был из тех подростков, которые не могут стоять в стороне от событий. Как он мог не присоединиться к группе молодежи, требовавшей отречения Виктора Эммануила и регенства Карла Альберта, которого считали сторонником новых идей?!

Правитель города, шевалье Аннибал де Салюццио, быстро принял меры, необходимые для наведения порядка: все иностранцы были отправлены за пределы ниццской территории, реку Вар, за офицерами и унтер-офицерами гвардейских стрелков было установлено наблюдение. «В Ницце, — писал он в своем донесении в Турин, — в течение нескольких дней были волнения, и, хотя гарнизон был спокоен, а сторонники революции были весьма немногочисленны, тем не менее была организована национальная гвардия, поднято знамя конституции и опубликована конституция Испании — либеральная».