Джузеппе Гарибальди

В Пьемонте два жителя Ниццы были приговорены к смертной казни, а граф Каньоли де Сент-Аньес, также из Ниццы, был обвинен в участии в заговоре.

Представьте себе Гарибальди, живого, жаждущего приключений, и представьте себе также Ниццу, маленький город, обычно такой спокойный, такой сонный. Женщины проходят не спеша, темноволосые, в соломенных шляпах с широкими полями, в ярких платьях, красных, белых. Мужчины сидят на пороге или стоят, прислонясь к своим лодкам, вытащенным на берег. Широкий пояс из красной фланели, «кайола», плотно обхватывает талию, брюки темных тонов, белая рубашка с глубоким вырезом. В темноватых улочках — запахи еды, жизни, шум ремесел, крики лудильщиков или рыбаков, торгующих «путиной».

Эти люди, говорящие на ниццском диалекте, знающие, что они принадлежат своей маленькой, гордой и прекрасной родине, обычно не вмешиваются в политику. И вдруг История — снова, как в 1814 году, — овладевает улицами, площадью Трав, террасами над морем.

Немногочисленные демонстрации не могут повлиять на ход событий. Все это так. Но они останутся в памяти и будут волновать воображение юного энтузиаста четырнадцати лет — Джузеппе Гарибальди.

Через несколько недель после этих демонстраций — новое событие: Виктор Эммануил приезжает 22 марта 1821 года в Ниццу и проводит там несколько дней. Это всего лишь правитель, отрекшийся от престола, но город устраивает ему праздничный прием. В Ницце умеют чтить великих.

В 1809-м, а затем в 1814 году здесь торжественно встречали папу Пия VII, бывшего проездом по дороге в Париж, а затем — на обратном пути в Рим. В одном из западных кварталов города — Круа-де-Марбр (Мраморный Крест) — из кареты выпрягли лошадей и торжественно довезли папу до самого собора. Он провел в Ницце два дня, в том самом доме, где. в 1796 году жил Бонапарт.

В марте 1821 года в честь Виктора Эммануила I состоялся праздник, устроенный рыбаками. Мужчины везли по улицам разрисованный макет корабля — своего рода колесницу, украшенную цветами и знаменами, на которой плясали юноши и девушки. Женщины, все в белом, сопровождали кортеж. Спустились к морю: все лодки светились огнями. Жители Ниццы собрались на берегу. Зрелище заставило забыть о политике, или, скорее, политика превратилась в зрелище.

«Несмотря на моду, — пишет аббат Бонифасси, — мы не любим путешествовать, мы не находим ничего, что было бы приятнее и милее нашего края. Другим путешествия доставляют радость; для нас это настоящая жертва. Нам необходим очень важный повод, чтобы покинуть родные пенаты».

Этим важным поводом для Джузеппе Гарибальди была необходимость стать самим собой.

В пятнадцать лет он садится на борт бригантины «Констанца», направлявшейся в Одессу.

Он будет юнгой. Капитан «Констанцы», Анджело Пезанте из Сан-Ремо, друг его отца.

Впервые Джузеппе прощается с родным городом.

Перед ним море. Перед ним — жизнь.

Картина вторая ОТКРЫТИЕ МИРА (1822–1833)

«Как ты была прекрасна, «Констанца»! В памяти Гарибальди первое судно первого плавания оставило воспоминания о высокой мачте, широких бортах, фигуре на носу корабля, поразившей новичка юнгу.

Бедная мама, пишет он, приготовила мне все, что было необходимо для плавания в Одессу, а он смотрел на «пышную грудь» вырезанной из дерева статуи, венчающей нос корабля, которую вскоре должна была скрыть морская пена.

«Констанца», море, далекие города. И любовь. Гарибальди навсегда останется человеком, влюбленным в любовь.

Он моряк. Он плывет из порта в порт, из Ниццы в Одессу и Таганрог, где судно загружают пшеницей; из Марселя в порты Леванта; из Ниццы в Рим; от греческих рейдов к испанским портам.

Нужно представить себе Средиземное море первой трети XIX века, буйство красок и страстей.

Несколько очень редких пароходов оставляют на горизонте дымный след, но чаще всего встречаются парусные суда, фелуки или тартаны, бригантины или шхуны, все тяжело нагруженные бочонками вина, оливкового масла, хлопком, пшеницей или лесом, иногда с путешественниками или паломниками на борту, отправляющимися в Святую Землю, с изгнанниками или поэтами, едущими сражаться в чужие края.

Порты, несмотря на разнообразие природы, особенности нравов и обычаев, все похожи друг на друга, с причалами, загроможденными тюками, с полуголыми грузчиками, с тем же шумом, криками и тавернами. Там правит монарх-католик, здесь — султан или царь, но моряки, которые встречаются и пьют вместе, — испанцы, сицилийцы, итальянцы, французы, греки, — образуют братство, ибо связаны неосознанной общностью людей моря.

Гарибальди сначала открыл для себя в жизни это: горизонт, свет зари, синеющие вдали холмы над обрывистыми берегами Средиземного моря.

Он узнал тесную близость и сердечность людей одного экипажа; на палубе пели народные песни: «песни о любви, которые волновали меня из-за какой-нибудь привязанности, не имеющей значения».

Этому юнге с живыми глазами и светлыми волосами, юноше с выразительным лицом, быстро превратившемуся в широкоплечего загорелого моряка, было несложно на любой стоянке встретить женскую любовь.