Э. Д. Фролов Рождение Греческого Полиса(СИ)

окажется полезным не только для характеристики зарубежной исто╜

риографии по теме полиса, но и для суждения о целом ряде заим╜

ствованных из этой историографии и распространенных и в нашей

литературе идей и представлений, которые нередко без достаточных

на то оснований выдаются за последнее научное слово, за безуслов╜

ную истину. Мы уже не говорим о том, насколько такой экскурс будет

уместным и для обоснования нашего собственного обращения к теме

рождения греческого полиса.

Для нашей цели будет довольно нескольких характерных приме╜

ров, взятых из двух наиболее влиятельных в наше столетие националь╜

ных школ -- немецкой и англо-американской. Как легко можно будет

убедиться, общей тенденцией, отличающей новейшие направления в

этих школах, является переоценка критериев и самих исторических

реконструкций, выдвинутых классической, главным образом немец╜

кой историографией рубежа XIX-XX . (мы здесь, говоря о класси╜

ческой историографии, имеем в виду не только собственно академиче╜

ское направление в лице, скажем, Г. Бузольта, Ад. Гольма, Б. Низе, но

и таких выдающихся представителей нарождавшегося модернизатор╜

ского направления, сохранявших, однако, общую верность тенденциям

классического историзма, как К.Ю .Белох, Эд. Мейер, Р. Пёльман).

В новейшей немецкой историографии указанная тенденция к пере╜

оценке ценностей нашла выражение в переносе внимания с начала объ╜

ективного на субъективное, конкретнее, в ранней греческой истории, --

с формирования государственных учреждений и сословно-классовых

институтов на выступление сильной личности, на роль аристократи╜

ческой элиты, на проблему национального единства. Все это, нетруд╜

но понять, -- сюжеты, дорогие сердцу новейшей немецкой историогра╜

фии, выросшей под знаком подавляющего влияния иррационалисти╜

ческой философии Ф. Ницше и О. Шпенглера. Соответственный сдвиг

произошел и в области источниковедения: в противовес Аристотелю

и позднейшим античным авторам стали усиленно подчеркивать зна╜

чение Геродота и ранних поэтов -- Солона, Эсхила, Пиндара, в целом,

впрочем, оставаясь преимущественно на почве античной письменной

традиции.

Зато в англо-американской литературе этот разрыв с установка╜

ми классической историографии оказался еще более решительным: от

скрупулезной реконструкции политической истории стали обращаться

к выявлению общих линий культурного развития, -- и это, казалось, с

тем большим основанием, что состояние источников, с помощью кото╜

----------------------- Page 21-----------------------

рых возможно воссоздание политической истории, оставляло желать

лучшего. Но именно поэтому естественным стало и перемещение опоры

с письменной традиции древних на археологический материал, добы╜

тый новейшими раскопками.

Заметим еще, что названным новейшим направлениям, выступа╜

ющим против классической традиции, присуща особая полемическая

заостренность. Недоверие к известной части или даже ко всей пись╜

менной традиции древних, отказ, вследствие этого, от реконструкции

древнейшей политической истории на основании всей совокупности

унаследованных от античности данных, интерпретируемых с помо╜

щью сравнительно-исторического метода, сопровождаются характер╜

ным приемом -- обвинением всех инакомыслящих в модернизаторстве,

т. е. в искажающей действительность трактовке архаических явлений

вослед позднейшей традиции, каковое обвинение предъявляется рав╜

но как древним авторам (например, Аристотелю и Плутарху), так и

опирающимся на них современным ученым.

Обвинение это выглядит тем более обоснованным, что и в древно╜

сти и в новое время оперирование сравнительно-историческим мето╜

дом и в самом деле не обходилось без известного модернизаторства.

Спрашивается, однако: возможно ли вообще какое-либо исследование,

направленное на реконструкцию древнейшего прошлого, без сопостав╜

ления, без суждения по аналогии, а следовательно, и сближения с бо╜

лее известным позднейшим или даже современным периодом?

Но обратимся непосредственно к избранным примерам. Начнем

с тех, кто первым подал пример отхода от традиций классического

немецкого антиковедения, -- с самих же немцев. Здесь прежде всего

надо назвать имя Г. Берве, бесспорно, крупнейшего представителя но╜

вейшей немецкой, а после второй мировой войны западногерманской

историографии античности.18

В 1936 г. в специальном этюде, посвященном "аристократическим

личностям княжеского типа", Берве подверг критике традиционное

понимание политического развития Греции в позднеархаическое и ран╜

неклассическое время, выдвинув в противовес ему собственную ориги╜

нальную концепцию.19 Рационализированной схеме государственного

18Для общего представления о немецкой школе антиковедения в новейшее время

см. нашу работу: Фролов Э .Д . Немецкая буржуазная историография античности