Eat you alive (СИ)

Через полтора часа выбора гардероба и макияжа Чимин всё-таки уходит, а Юнги включает свой любимый сериал и, просмотрев подряд шесть серий, идёт спать, не забыв прихватить в постель помилованного и снова любимого Куки.

Юнги просыпается среди ночи от того, что невыносимо жарко. Омега лежит в одних коротких шортиках на животе и не укрывшись, но Мину кажется, что его впечатали в нагретый под летним солнцем асфальт. Он ёрзает, пытается окончательно разлепить веки и понимает, что в постели не один. В следующую секунду зажатого в левой руке омеги Куки выдергивают и отбрасывают.

— Отныне ты спишь только со мной.

— Чонгук, — выдыхает Мин и приподнимается, но повернуться ему не дают. Альфа ложится сверху, и Юнги понимает, что тот абсолютно голый. Чонгук вдавливает парня в постель и сразу просовывает руки в его шорты — обхватывает ладонью член омеги и начинает тереться своим стояком о его задницу. Чон водит ладонью по члену омеги, давит на головку, размазывает смазку и ловит первые хриплые стоны.

— Я знаю, что не дал тебе спать, — опаляет горячим дыханьем его ухо Чонгук. — Но я понял, что не усну без тебя. Я зашёл за поцелуем, но ты полуголый в постели — все планы переворачиваешь.

— Чонгук, — тянет Юнги и сам попу приподнимает, сам насадится пытается — муки, на которые его обрекает альфа слишком тяжелые. Обычно от одного голоса Чонгука у него колени подгибаются, а тут альфа его в постель вдавливает, водит членом между ягодиц, дразнит, и Юнги боится, что его разорвёт, что кожа, которая и так под каждым прикосновением горит, не выдержит и по швам разойдётся. От Чонгука так близко невероятно хорошо, от Чонгука внутри крышесносно, но альфа не торопится — ладонями по бархатной коже водит, дорожки из поцелуев проводит, изводит, молить заставляет. И Юнги молит.

— Чонгук… пожалуйста.

— Нетерпеливый ты у меня, маленький, очень нетерпеливый.

— Не могу я так, я тебя хочу, пожалуйста.

Юнги вновь назад поддаётся, сам к своему члену тянется, но Чонгук руку перехватывает и в отместку кусает плечо. Мин зарывается лицом в подушку и обиженно ноет, продолжает просить, умолять. Чонгук сам еле сдерживается, кого наказывает, не понятно, но с этим омегой хочется медленно, хочется каждый момент запомнить, удовольствие продлить. Юнги такой вкусный, такой податливый — он пластилин в руках альфы, и лепить его под себя — одно удовольствие. Его кожа — фетиш Чонгука: он сутки может ее изучению посвятить — целовать, лизать, кусать. Юнги идеальный для него. Будто слеплен эксклюзивно для Чонгука. Альфе его губ хочется, но целовать Юнги слишком болезненно — это боль в грудь отдаётся, вокруг черного сгустка, что Чонгук сердцем зовёт, обвивается и с каждым вдохом током прошибает. Не продохнуть. Лучше не целовать, лучше не тянуться, потому что одно прикосновение к его губам, и Чонгук оторваться не в силах, его кроет настолько, что альфа впервые бояться с Юнги начал. Страшно, что Чонгук может не выдержать, страшно, что, однажды поцеловав, не отстранится и сам поводок своего зверя в эти тонкие пальцы вложит. Чонгук этого допустить не может. Юнги вновь просит, и Чонгук больше не отказывает, только не ему, а себе, направляет рукой в него член, не растягивая, толкается.

Мин замирает моментально, веки прикрывает, цепляется пальцами в руку альфы слева от своей головы и не позволяет тому двигаться осторожно. Сам насаживается, требует полностью и сразу, боль терпит. Чонгук только усмехается ловит зубами мочку уха, просит быть терпеливым. Входит на всю длину, сразу выходит и вновь загоняет, повторяет и переходит на размашистые толчки. У Юнги спинка кровати от напора по стене бьётся, ходуном ходит, сломаться грозится. Омега продолжает за его руку цепляться и подушку жевать, бесится, что глаз любимых и лица не видит, но Чонгук умело все остальные желания на задворки сознания отбрасывает, заставляет на члене внутри сконцентрироваться. Заставляет уже в голос стонать, свою же руку в кровь изодрать и только, как в бреду, повторять «ещё и ещё». Юнги от Чонгука задыхается — от его властных прикосновений, оставляющих синяки, от хриплого голоса, от укусов и от этой близости, когда будто никто и ничто между ними никогда не встанет, когда и воздух не пройдёт. Юнги чуть ли не воет от этого дикого удовольствия, которое сейчас по крови разливается, хочется грудную клетку пальцами вскрыть и достать свое сердце. Положить его на блюдечко, отдать альфе на растерзание, потому что оно и так чонгуково, потому что никто до, как этот альфа, так плотно внутри не заседал, так глубоко в мысли не просачивался. Юнги и дышать готов, только, если одним с ним воздухом. Омега стонет протяжно, зажимает его в себе и кончает. Чонгук сам слетает от такого напора, не выдерживает, изливается в парня, но не выходит, ложится грудью сверху и всё отдышаться пытается.

— О чёрт, — вдруг обречённо тянет Мин. — Куки всё видел. Позор.

Чонгук несколько секунд информацию переваривает, потом скатывается с парня на постель и громко смеётся.

— Пусть знает, что только мне позволено спать с тобой.