Eat you alive (СИ)

Вот уже четыре месяца, как Сохо напоминает карантинную зону. Въезд в район, так же как и выезд, запрещены, притом те, кто до введения карантина покинули Сохо, уже в него вернуться не могут. Во всяком случае, пока не будет решен вопрос с ядом. Всё это время Чонгук проводит или в офисе, или на границах, или в лаборатории, где лучшие умы Сохо работают над противоядием. Кровь, взятая у одного из погибших, единственный материал, с которым работают учёные. Паника в районе улеглась только за последний месяц, и оборотни стали понемногу возвращаться к нормальной жизни. Первое время, когда разом погибли пятеро и в разных частях района, то почти всё население Сохо заперлось у себя дома и боялось выходить наружу. Сейчас, учитывая, что за два последних месяца ни одного погибшего — оборотни уверены, что пока они на территории Сохо и границы держатся — бояться нечего.

— А если он это в воду пустит, если нас через трубы отравить попытается? — Дживон нервно ходит по кабинету и всё пытается привлечь внимание сына, который последние несколько минут бездумно смотрит в видимую только ему точку на стене. — Чонгук! Где ты летаешь? Ты меня вообще слушаешь? — восклицает альфа и идёт к бару.

Чонгук не слушает. До того, как приехать к отцу, Чон забежал в квартиру принять душ и переодеться. Каждый грёбанный раз, Чонгук обещает себе пропустить эту долбанную игрушку через измельчитель мусора и каждый грёбанный раз оставляет это на потом. В результате она опять сидит в кресле, куда альфа бросил её, вернувшись в тот вечер из квартиры омег, и смотрит своими глазами-пуговками прямо в душу, вспышками возвращает в недалёкое-далёкое прошлое. Чонгук отбрасывает в сторону полотенце, которым до это волосы сушил и подходит к креслу — берёт Куки в руки, не удерживается, подносит к лицу, внюхивается.

— Долбанный пылесборник, — злится альфа и отшвыривает игрушку обратно в кресло.

Чонгук по Юнги скучает, но никогда в этом не признается. Даже сейчас, сидя в кабинете отца, он думает об омеге, вспоминает его заливистый смех, Чонгук будто его и сейчас слышит. Юнги совсем рядом, пусть это и не так. Чонгук не понимает — говорят, время притупляет, стирает, отбрасывает на задворки сознания, но даже время перед Юнги бессильно. Омега будто именно с того вечера, как исчез из поля зрения, и зажил в Чонгуке. Словно с той квартиры, откуда его выгнал Чон, он переселился к нему внутрь. Юнги не спрашивал разрешения, не предупреждал, просто взял и засел где-то в сердце и с каждым днём всё больше обживается, всё остальное оттуда выталкивает, освобождает себе больше места. Особенно тяжело по ночам, тоска подкрадывается с темнотой, с каждым вдохом внутрь забивается, до боли хочется его смех услышать, его руку в своей подержать, просто хоть со стороны увидеть. Но Чонгук не признаётся, упорно всё на привычку валит, эксперименты над собой ставит, над своим полностью опустошённым сердцем. Чонгук к Рену почти не ездит и к себе не зовёт, валит всё на кучу работы из-за яда, на самом деле не хочет и не может. Чонгук больше омег не видит, запахов не чувствует, всё ждёт и надеется, что Юнги из сердца съедет, всё верит, что долго не задержится.

Надо бы снова поехать к Чимину, придумать легенду и попробовать узнать у него, где Юнги. Чонгук за эти месяцы ездил к брату чаще, чем за всю свою жизнь. Врёт, что им интересуется, что якобы просто заходит, а сам всё Чимина на разговор выводит, правда, пока безрезультатно. Чимин постоянно отнекивается, говорит, что сам ищет, но Чонгуку кажется, он врёт, может хоть сегодня он будет поразговорчивее. Чону Юнги в Сохо найти — раз плюнуть. Но это последний рубеж. Если Чонгук наймёт ищейку, если искать начнёт, то он проиграл, и проиграл омеге-человеку. Признал, что воздух в Бетельгейзе резко потяжелел, что ночи теперь холодные, да так, что в дрожь бросает, а утро радости не приносит, только желание вновь отключиться. У Чонгука без Юнги будто жизнь не жизнь, а вынужденная мера. Чонгук от воя своего же волка глохнет, несколько раз квартиру в щепки разнес, пробовал напиться, отключался, но каждый раз приходя в себя, понимает, что бесполезно. Юнги даже в любимом виски. Юнги везде и нигде. Он будто сквозь землю провалился, а Чонгуку бы только мельком его увидеть, голос услышать.

— По-твоему, я совсем идиот? — Чон с трудом себя из зыбучих песков воспоминаний вытягивает и обращается к Дживону. — Конечно, я подумал о воде и сразу трубы проверил. Что надо было, мы отсоединили, — альфа встаёт на ноги и тянется за пиджаком. — Я поеду к Тэхёну, посмотрю, что он нарыл, а ты перестань так загоняться. Всё тихо и спокойно, на границе никто не спит.

— Я не смогу нормально спать, пока мы его не уничтожим, пока не решим этот вопрос раз и навсегда, — устало вздыхает Дживон. — Что с Итоном?

— Я приказал выслать приглашение на приём. Жду теперь хода от Намджуна, — Чонгук натягивает пиджак и идёт к выходу.

***