Edamastra (СИ)

  Посреди пустоши - во всяком случае, Эс назвал бы окружающий мир пустошью, - возвышался храм. Белоснежный, кое-где сверкающий драгоценными камнями - алмазы, изумруды, одинокий топаз над аркой входа, - он бросал одинокую тень на прозрачное стекло, и там, куда она ложилась, не было ни единого светового шарика. Зато они облепили ее очертания, словно рассчитывая прогнать, и нетерпеливо ерзали: мол, давайте поднатужимся и сдвинем эту штуку с места, чтобы она больше не оскверняла наше непостоянное измерение!

  Семь ступенек составляли собой храмовое крыльцо. Эс поднялся по ним бестрепетно, однако в душе у него зародилось некое опасливое, осторожное чувство, и оно говорило: а не стоит ли нам, дорогой, пойти своим путем и не совать нос в пустые белые храмы? Но врожденное любопытство было сильнее, и крылатый звероящер прогулялся по анфиладе комнат - чудесная архитектура, изящная резьба по камню, особенно красивая у основания колонн, открытые окна, ветер качает занавески - но нет ни мебели, ни скульптур. Все, что дракону удалось найти - это алтарь, некогда искусно вырезанный из глыбы черного камня, покрытый желобками - они складывались в размашистые цветочные лепестки, шипами уходили к полу, а в нем неизвестный создатель храма выдолбил небольшое углубление. Вероятно, там собиралась кровь того, кого приносили в жертву, и Эсу показалось, будто и сейчас в углублении босыми ногами топчутся высокие, одетые в балахоны существа, а на алтаре неподвижно лежит девочка с белыми-белыми, как снег, волосами и такой бледной кожей, будто ее тоже вырезали из камня - из мрамора .

  - Поздно, laerta Estamall", - прозвучало словно бы из сердца алтаря, обрывая поток бессвязных идей в настойчивом драконьем воображении. - Ты пришел сюда слишком поздно. Такхи уже спит.

  Он с удивлением огляделся. Поблизости не было никого, кто мог бы заговорить с ним, и он понятия не имел, кто такая Такхи и чего добиваются высокие существа в балахонах, замирая от восторга по колено в ее крови.

  Храм неожиданно исчез, будто нити, вшитые в канву пространства, кто-то выдернул. Крылатый звероящер снова стоял на тонком стекле, а под его подошвами кружились, отмечая пропажу тени, крохотные подвижные огоньки. У них не было ни глаз, ни ртов, но они умели петь - тот самый нежный звон, похожий на материнский смех, растекся по сну и принялся вплетаться в его границы, не нарушая их местоположения.

  Прошло, наверное, несколько столетий, прежде чем он добрался до места встречи Бога и некроманта. Раненая девушка - измученный силуэт на прозрачной поверхности, - шептала Эльве свои привычные угрозы, но осеклась на полуслове и с трудом повернулась к незваному третьему участнику сна.

  - Эстамаль? - недоверчиво окликнула она, и весь ее облик выразил такую надежду, что кто-нибудь другой ее непременно пожалел бы. - Это действительно ты?

  - Я, - ласково улыбнулся дракон, присаживаясь на корточки рядом.

  Эльва следил за ним со страхом и недоумением. Подобные эмоции в его синих, как морские глубины, глазах были редкостью, и крылатый звероящер наслаждался ими, словно дорогим вином, причем его любимым - белым полусладким, безо всякого шоколада, пирожных и конфет.

  - Ты пришел, чтобы спасти меня, Эстамаль?

  Она произносила имя дракона мягко и гортанно. Для нее каждый слог, каждый звук были так дороги и ценны, что запнуться - значило убить саму себя.

  - Увы, Инн, - с любовью начал он, - но я здесь не за этим.

  Между его пальцев сверкнуло узкое серебряное лезвие, и раненая богиня отшатнулась, отчаянно закричала, ударила кулаком по стеклу, пытаясь позвать на помощь.

  - Нет, Эс! - Эльва метнулся вперед, протягивая руку - спасти, и без разницы, кого: женщину или мужчину, Бога или...

  ...но опоздал: острие вспороло кожу на шее девушки, выпустило наружу такое озеро крови, что в нем впору было утопиться.

  Некромант заорал, как будто это его, а не ее, кровь расползалась по стеклянной пустоши, и... проснулся, отчаянно хватая ртом воздух.

  Светало, над лесом таяли редкие голубые звезды, луна призраком белела у горизонта, встречая свою сестру.

  А воспаленный шрам на переносице Эльвы чесался, потому что начал заживать.

  Из комнаты сэра Говарда в коридор доносились преисполненные боли стенания. Красками не пахло, холсты, накрытые чистыми покрывалами, сиротливо стояли на подставках у стен. Баночки с красками, эльфийские карандаши и палитры были аккуратно, с любовью разложены по столам и полкам, незавершенная работа - портрет господина Эльвы, - укоризненно проглядывала из-под черного лоскута ткани.

  - Я так больше не могу! Перестань! Умоляю тебя, пожалуйста, перестань!

  Судя по тону, сэр Говард собирался расплакаться, а если не расплакаться, то разрыдаться. Уильям похолодел и ворвался в его спальню так порывисто, что Эли, сидевшая на краю кровати с миской в руках, дернулась и все разлила.

  - Милорд... - с явным страданием в голосе протянул несчастный рыцарь. - Какое счастье... Боги, какое счастье...

  Эли покраснела, словно рак, брошенный в кастрюлю с горячей водой: