Эдельвейсы для Любаши. Коричневый туман над Днестром

Жили-были в Приднестровье, в селе Дубово, в стареньком теремке дед да баба. Деда звали Вовой, а бабку Любой. Была у них собачка Юлька с ее дочкой Глорькой и десяток курочек. Так и поживали. Бывало, залезет деда Вова на теплую печь, раскурит трубку, бороду почесывает, тайком от бабки в окошко на молодых поглядывает да молодость свою вспоминает. Бабка Люба, хоть и не ревнива была, а деда в строгости держала, чтобы не растерял старый хрыч силу свою по чужим бабам. А у деда Вовы от этого был свой секрет: поглядит в глаза бабке Любе (а глаза у бабы Любы были голубые-преголубые), наберется сил – и шасть в город на ярмарку. А там – гуляй, деда!

Да не долго так продолжалось. Замутился синий Днестр-буря, туча с правого берега надвигались на Приднестровье. Главный бык, буржуин Сине-нос, решил наказать непокорных приднестровцев, чтобы все на его языке мычали да на заморской графике ему челом били. Поднялся народ, зароптал, дулю тому Сине-носу кажет, да разве дуля его бычьему рылу указ? Бык он и есть бык, намека не понимает. Собрал он буржуинов и двинул их через мост на град Дубоссары, да не тут-то было. Вышли три молодца, три богатыря, да и поломали глав-быку рога. Без копыт чуть было не остался. Только страшная беда с теми молодцами случилась: застрелила их черная сила НФМ (Народный фронт Молдовы), князя Приднестровья, батюшку Игоря, заарестовали и повезли в цепях да кандалах в буржуйский град Кишинев. Посадили его в крепость и приставили к нему в сторожа ведьму Лари.

Еще пуще возроптали люди Приднестровья. Сели люди на дорогу и не пущают в Кишинев к буржуинам обозы с иноземной утварью да снедью. Взъярился глав-бык, повертел поломанными рогами, постучал о пол три раза копытами, вызвал ведьму Лари и приказал отпустить князя-батюшку Игоря – куда денешься: товар заморский из рук уплывает, да и жрать уже нечего. Возликовал народ Приднестровья! Слава князю батюшке Игорю! Слава! Да вот беда – рано успокоились.

Отросли у глав-быка рога, окрепли копыта. Собрал буржуинов, навыпускал из тюрем всякого люду воровского, убивцев, нечисть Молдовы и двинул эту свору на Дубоссары.

Делать нечего. «Видать, бойцы-удальцы без меня пасуют», – подумал деда Вова. Слез с печи, надел доспехи, долго глядел бабке Любе в глаза – сил набирался. А бабка Люба хитрющая была, давно догадалась, откуда деда силы черпает да в молодца оборачивается.

«Ну, бабка, не поминай лихом!» – пришпорил дед Вова коня-«москвича» и укатил на битву ратную.

Долго бился дед Вова с проклятыми буржуинами. Все это время у реки раздавался рёв и топот копыт буржуинов. А деда Вова надел каску-невидимку и, знай, крошит их мечом и автоматической пищалью. Да была у тех врагов сила не сметная, вот уж и на мост попёрли. Залез дед Вова под мост, поднатужился, крякнул и сбросил мост вместе с буржуинами в Днестр. «Хрен с ним! Построим новый, хрустальный, с золотыми перилами».

Случайно при этом у деда Вовы каска-невидимка с головы слетела, тут-то увидели враги дедову бороду. Пуще прежнего напугались: «Урс! – кричат, – Урс!» – медведь, значит, по-ихнему. Знамо дело, быки медведя до ужаса боятся. Повернули вспять, и дай бог ноги! Много тогда «бурундуков», «скорпионов», да всякой нечисти потоптали буржуины своими же копытами.

Собрался Дубоссарский люд на площади да чествует деда Вову с бойцами-удальцами. Тут и указ князя-батюшки Игоря подоспел – пожаловали деду Вове офицерский чин и два отпуска.

«Слава деду Вове! Слава! Слава бойцам-удальцам!»

Приехал дед Вова домой в деревню. Бабка Люба, глядючи на деда, не нарадуется: не дед, а добрый молодец. Кто в деревне деда Вову увидит, кланяется издалека, мужики шапки перед ним снимают. А девки-то, бесстыжие, на дедовы офицерские погоны поглядывают, бороды его уж не замечают. Бабка Люба деда домой уволокла, сама не хуже девки красной выглядит. Послала Глорьку, Юлькину дочку, та быстренько одной курице голову свернула, чтоб зажарили её. Бабка Люба на радостях четверть самогону на стол поставила и давай деда Вову потчевать.

Собрались соседи, принесли кто что мог. И пошёл пир горой. Все деду клонятся низко, потому что от буржуинов спас. Залез дед Вова на печь, раскурил трубку с табачком-самосадом, почесал бороду да в окошко выглянул. Глядь – опять боец-удалец прикатил.

«Беда, деда Вова, беда! Опять чёрные силы буржуинов попёрли в обход моста, через село Кочиеры, не справимся без тебя никак». Крякнул с досады деда Вова, слез с печи, надел доспехи, поглядел бабке Любе в глаза. Долго взгляд не отрывал. Бабка Люба закручинилась, запечалилась – видать, чуяло её сердце долгую разлуку. Прыгнул деда Вова на коня-«москвича» и был таков. Опять поехал буржуинов громить.

Три дня и три ночи бился деда Вова с проклятыми врагами, много их там накрошили, да и бойцов удальцов немало полегло. Прёт несметная сила поганая, землю приднестровскую топчет. притомился деда Вова, жарко стало, снял каску-невидимку чтоб пот со лба вытереть. А буржуины, как увидели бороду деда Вовы, обомлели с перепугу. «Урс! – кричат, – Урс!» – и дёру дали, только ветер свистит, только топот копыт.