EDEN

— Конечно, — повторяет он, и его голос слишком тихий. Я узнаю этот тон. Люциус поднимает нож и прижимает лезвие к моей щеке. — Любая ведьма сделала бы то же самое — не ты первая, не ты последняя. Но как магглорожденная ты знаешь это лучше всего, я прав?

Я хмурюсь.

— О чем вы?

Его лицо озаряется улыбкой.

— Я говорю о гонениях, которым подвергались мои предки, со стороны таких, как вы. О магглах я скажу только одно — они, может быть, и глупцы, но в искусстве пыток и убийства они были весьма изобретательны. У них имелся широкий выбор пыточных средств и приемов, которыми они могли воспользоваться, чтобы избавиться от волшебников и ведьм. Думаю, для них это было, как игра — каждый раз решать, к каким пыткам они прибегнут на этот раз. Утопить или задушить? Повесить или сжечь?

Я с трудом сглатываю.

— Тогда были другие времена. Меня нельзя винить в том, что творили мои предки по вине своего невежества…

— Дело не в том, было это давно или же происходит сейчас, — он обрывает меня, и теперь от его улыбки не осталось и следа. — Факт остается фактом: такие же магглы, как и ваши мерзкие родители, из-за своей тупости, невежества и гордыни обрекли тысячи ведьм и волшебников на мучительную смерть. И у вас еще хватает наглости загрязнять наше общество своими отпрысками! Скажи мне, ты знаешь, сколько времени проходит, пока человек не сгорает заживо? Ты когда-нибудь чувствовала запах горелой плоти?

Я цепенею, не в силах говорить. Во рту пересохло. Я задыхаюсь в немом ужасе. Нож вот-вот порежет мою кожу, клянусь Богом…

— Они думали, что спасают их, — это все, что я могу сказать. — Они не знали об иной стороне магии. Их религия учила их, что единственный способ спасти душу ведьмы — это сжечь ее на костре заживо, и да, они фатально заблуждались, но они искренне верили в это…

— О, и я уверен их жертвы были им так признательны за то, что у них, в прямом смысле слова, земля горела под ногами, — с издевкой произносит он, растягивая слова. — Уверен, они думали только о благих намерениях своих убийц, когда умоляли своих родных положить побольше сухого дерева в костер, чтобы они могли умереть побыстрее.

Я оцепенело смотрю на него. Ненавижу!

— Не смейте использовать упоминания о реальных людских страданиях как дешевый аргумент для убеждения…

— Я буду делать все, что мне нравится. Они бы не стали осуждать меня, я уверен в этом. Это ведь не мои предки убили их, — ответный огонь с его стороны.

Секунда, чтобы восстановить дыхание. Стук сердца отдается в ушах.

— Что вам нужно от меня? Хотите, чтобы я тоже сгорела заживо, чтобы отстоять свои убеждения?

Люциус удивленно приподнимает бровь.

— А ты бы этого хотела?

Он улыбается.

— Ну, возможно, пример с сожжением это уже слегка чересчур.

Он медленно проводит лезвием по моей щеке; давление на рукоятку не настолько сильное, чтобы поранить меня, но достаточное, чтобы чувствовать легкое покалывание от движения лезвия по моей коже. Оно почти не касается меня. Почти.

— Ты бы желала умереть во имя нелепого убеждения, что ты — ведьма? Если бы это была безболезненная смерть, ты бы решилась на это? Умереть за свою веру и убеждения, не это ли вершина благородства? Полагаю, что все гриффиндорцы мечтают об этом.

Я не отвечаю. Да он и не ждет от меня ответа. К тому же я не могу вздохнуть, воздух будто застрял в легких, и я не уверена, что смогла бы сделать это, даже если бы попыталась.

Лезвие ножа скользит вниз по моей ключице.

— Разве ты не боишься смерти, грязнокровка?

Обретаю способность дышать и делаю резкий глубокий вдох. Нож колеблется на уровне моего бешено стучащего сердца.

— Все умирают, — мой голос неуверенно дрогнул.

— Конечно, — он усмехается. — Кто может знать об этом лучше меня? Я готов отдать жизнь за то, во что верю, с тех самых пор, как едва научился говорить. Но меня вот что интересует, действительно ли ты готова сделать то же самое? Или это ты здесь настоящая трусиха, а не я?

Люциус берет меня за руку и поднимает ее вверх между нами, а потом, убрав нож от моей груди, он нежно проводит пальцами по ожогу и синякам на моей ладони.

— Бедной маленькой ручке пришлось нелегко в последнее время, — шепчет он. — И у меня сердце разрывается от мысли, что придется причинить ей еще больше боли. Но ты просто не оставляешь мне иного выбора.

Слишком поздно приходит осознание того, что он собирается сделать. Он режет мне вены на запястье, и кровь медленно течет из раны по моей руке. Я вскрикиваю от боли, потому что это больно, так больно! И кровь. Ее слишком много, слишком…

Красная теплая жидкость течет по моей руке. Возможно, я могла бы… да, зажать рану и попытаться остановить кровь, которая течет тоненьким ручейком.

— Что вам нужно? Чего вы ХОТИТЕ от меня?

— Я хочу, чтобы ты признала, кем ты являешься, — он растягивает слова в своей излюбленной манере и ему плевать. Ему всегда было плевать на меня. Я могу умереть, и он не почувствует ничего.

Скажи это. Ты знаешь, чего он хочет. Просто произнеси это!

НИКОГДА!

— Я — ведьма!