Эдгар Хантли, или Мемуары сомнамбулы

Вскоре дерево упало, и упало именно так, как я предполагал. Широкие ветви покрывали и рассекали могучий поток, принуждая его искать новые русла и наращивать рокот. Пройти по стволу в вертикальном положении я не осмелился, пришлось передвигаться на четвереньках, цепляясь руками и ногами за ветви и углубления в коре. Как бы там ни было, но я добрался до противоположной скалы и принялся изучать место, где исчез Клитеро. Затаенные мои надежды воскресли, когда я увидел глубокую впадину, которую накануне не смог разглядеть издалека.

Логично было предположить, что это и есть убежище Клитеро, что по этому гроту, ведущему в неисследованные места, он приходит сюда и уходит отсюда. Я решил не мешкая проверить свою догадку и, обнаружив вход, бесстрашно проник в провал. У меня уже был опыт преодоления препятствий и опасностей, подобных тем, что я описывал, но в данном случае все оказалось гораздо проще. Через несколько минут я попал в своего рода каменный коридор, где над головой было небо, а по бокам тянулись нескончаемые скалы, зеркально отражавшие друг друга. Природа словно расколола здесь надвое огромный массив и открыла доступ к вершине горы. Этот проход, сформированный россыпями камней и сталагмитами, вел меня неуклонно вверх.

Всего несколько ярдов оставалось до вершины. И тут я очутился в замкнутом пространстве вроде комнаты или погреба; стены были пригодными для подъема. С радостью предвкушая конец путешествия, я решил здесь задержаться, повалился наземь, давая отдых изнуренному телу, и огляделся по сторонам, обдумывая, что делать дальше.

Первый же брошенный мною взгляд упал на того, кого я искал. В нескольких шагах от меня на ложе из мха лежал Клитеро. При моем приближении он даже не шелохнулся, хотя я несколько раз поскальзывался и спотыкался. Это навело меня на мысль, что он мертв. Однако мои опасения развеялись, когда я подошел к нему вплотную – он просто спал глубоким сном, что после столь долгого бдения было неудивительно.

Слава богу, мне посчастливилось его найти. Теперь я убедился не только в том, что он действительно жив, но и в том, что ему удается хотя бы на время вырываться из плена отчаяния. Я не стал будить Клитеро, воспользовавшись передышкой, чтобы поразмыслить, как можно достучаться до него, как добиться, чтобы он изменил свою самооценку и не воспринимал все так мрачно и безнадежно.

Вы знаете, что у меня нет ни опыта, ни дара, которые позволили бы мне справиться с такой задачей. Я слишком слаб и безыскусен, чтобы одолеть или обуздать всесокрушающую энергию этого человека. Столь бурное, невыносимое отчаяние невозможно пробить немощным лепетом и неубедительными доводами. Как я должен говорить с ним, чтобы мои слова возымели действие? Как уничтожить глубоко укоренившиеся в нем предубеждения, если они следствие его раннего взросления, образования, наблюдений и жизненного опыта? Как убедить его, что убийство Уайетта в целях самозащиты не преступление? Что даже и преднамеренное убийство такого человека скорее благо, ибо это спасло жизни других? Что направить кинжал в грудь госпожи заставили его не корысть, не честолюбие, не месть и не злой умысел? Он желал даровать ей высшую и единственную милость, коей, по его убеждению, эта женщина заслуживала. Хотел избавить ее от ужасных терзаний, облегчить ее муки.

Все это соответствовало моим представлениям, однако не мне пришлось проверять умозрительные сентенции на практике. Не я вынужден был бороться с осознанием того, что лишь чудо или стечение обстоятельств спасло меня от ужасного поступка, благодаря чему я не пролил кровь той, кого любил больше всех на свете. Не я лишился любви, чести, дружбы, доброго имени. Не я приговорил себя к позору и отвращению, изгнанию и безнадежности, жестокой нужде и рабскому труду. По воле жестокой судьбы все это стало неотъемлемой частью Клитеро, и как, скажите на милость, мое ограниченное красноречие могло разорвать паутину Зла, опутавшую его разум? Любой человек, даже не будучи жертвой непоправимой беды, понимает, что нельзя зацикливаться на прошлом, бесконечно укоряя себя в том, что уже невозможно изменить. Но каждый, кому суждено жить и страдать, неизбежно опутан цепями тех самых заблуждений, которые он осуждает в окружающих, и его попытки избавиться от этих заблуждений так же бесплодны, как и стремление облегчить страдания других.

Поэтому никаких подходящих для данного случая слов мне не удалось придумать. Я мог лишь предложить Клитеро пищу и уговорить его поесть. Голодному человеку трудно устоять, когда ему протягивают хлеб. А ведь если ты однажды сумел заставить кого-то изменить свое решение, то во второй раз это будет сделать легче. Магия сочувствия, упорство хотя бы и не явно творимого милосердия могут исподволь подготовить в душе страдальца переворот, наполнить добрыми чувствами отчаявшуюся душу.