Петеру надо бы выражаться яснее: она же не ясновидящая, как Магдалена Хаузер. Та покоится в семьдесят восьмой могиле, в третьем ряду, и была известной прорицательницей. Тогда, в 1920-е годы. Магдалена по сей день этим гордится. Предсказательница неизменно подчеркивает, что обходилась без карт и нелепых хрустальных шаров. Она не была ярмарочной шарлатанкой, нет. Клиенты приходили к ней домой и хорошо платили. Стоило Магдалене коснуться человека, ее сразу посещали видения. Порой работенка была не сахар: не за всеми людскими занятиями приятно наблюдать, объясняла она Эмме. Умерла Магдалена в 1945 году. Ее дом сожгла дотла авиабомба. Эмма всякий раз недоумевает, как же прорицательница не предвидела эту бомбу. Но она об этом не спрашивает. Магдалена этой темы избегает.
– Так как насчет тебя? – повторяет Петер, потому что Эмма слишком долго молчит.
– Что именно? – уточняет Эмма.
– Как ты хочешь, чтобы тебя похоронили?
– Никак.
– Совсем? Хочешь, чтобы тебя сожрали стервятники?
Так бывает на самом деле. В Индии есть религиозная община – парсы, которые кладут тела умерших в башню, оставляя на растерзание стервятникам. Петер читал об этом в интернете. Диковатый обычай, считает он. Если, конечно, это правда. В интернете чего только не пишут.
– Нет. Стервятников я не люблю. Я бы хотела погребение как у викингов!
– Это как?
– Викинги опускали павших воинов на палубу длинной ладьи с погребальным костром, сталкивали ладью в море и поджигали горящей стрелой. По-моему, очень романтично – плыть на закат. В Вальгалле я воссоединюсь со своей семьей. Туда попадали после смерти все воины – это что-то вроде рая.
– Звучит неплохо. А сейчас это разрешено?
– Нет, но мне все равно нравится.
Петер идет за Эммой в дом. Коридор и правда узкий. Лестница тоже. Он чувствует себя Белоснежкой в домике семи гномов. Комната Эммы набита книгами, многие из них – о смерти. Кого она пытается ввести в заблуждение? Все-таки она со странностями. Но Петер удерживается от комментариев. Ее легко рассердить.
– Хочешь есть или пить? – Эмма соблюдает все приличия.
– Нет, спасибо! Я не голоден.
«Чего он заладил про этот голод?» – недоумевает Эмма. Едят ведь не только когда голодные.
– Ну ладно. Тогда иди к окошку! – зовет она его.
Они еле помещаются рядом на подоконнике, сидя плечом к плечу и болтая ногами над могилами у ограды. Эмма счастливо и гордо обозревает свои владения.
А Петер? Ему явно не по себе. Он растерян, и ему страшновато. Дело в том, что Петер побаивается высоты. У Мартина с этим проблем не было. Поэтому, думает Петер, может, лучше бы он лежал сейчас в могиле, а Мартин сидел здесь, наверху. Ему бы понравилось. Они с Эммой наверняка бы поладили.
– И что теперь? Будем ждать, пока мертвые восстанут из могил? – Что-то же ему надо сказать, чтобы незаметно вытереть о штаны мокрые от пота руки.
– Как ты догадался? Как раз скоро пять. Тогда они все вылезут и соберутся на чай. У англичан научились. – Эмма явно раздражена.
– Ладно, ладно! Извини! Ну правда – чего мы здесь ждем?
– Ничего! Но отсюда все видно. Просто здесь красиво. Скоро сам убедишься. Гляди! – Эмма наклоняется вперед. – Вон там ваша могила.
– Нет уж, спасибо! Пожалуй, воздержусь. – А то, чего доброго, и впрямь скоро окажется рядом с Мартином, если закружится голова и он сломает себе шею на твердой земле кладбища.
«Кладбище как кладбище», – думает Петер.
Могилы напоминают спичечные коробки: одинаковой длины и ширины, все смотрят в одну сторону. И все же есть небольшие различия. Некоторые могилы накрыты каменными плитами, у трех что-то вроде крыши и железной изгороди, между ними несколько склепов, но большинство – обычные могилы с цветами и зеленью. Кладбище как кладбище – ничего особенного. Но, с другой стороны, там, внизу, лежит и Мартин, а значит, это кладбище все-таки не такое, как все остальные.
Есть многое на свете…
Чего только не бывает на свете! Например, цветы, которые распускаются по ночам. Или белые ночи и черные дни. А у Эммы день и впрямь выдался черным. Последние два дня она немного обеспокоена. Петер больше не показывался. Может, это хороший знак. А может, и плохой. Она ведь сама ему сказала, что это ненормально – каждый день торчать на могиле Мартина. Так-то оно так, но взять и куда-то запропаститься, не сказав ей ни слова? Ее это гложет. Они, конечно, не побратимы. Или как называется, когда братаются мальчик и девочка? Неважно. До этого дело пока не дошло. Но все-таки они уже немного подружились – разве нет?
Она отправится к Гольдбергам и будет писать. Да, так она и поступит. Пусть жизнь вернется в привычную колею! Ее это наверняка успокоит. Эмма проходит сквозь главные ворота, и на душе у нее становится немного легче. Гудрун Кранебиттер тащит голубую лейку. Ей уже за восемьдесят, морщины глубиной с Большой каньон. Но фрау Кранебиттер не черная вдова – она славная.
– Здравствуйте, фрау Кранебиттер!