Эдик

Давать номера телефонов и обмениваться ими — это было одно из важнейших социальных деяний; не только жестом и проявлением доверия и доброжелательности, но и полезнейшим из полезных действий. В таком частном телефонном справочнике каждого круга обнаруживался спектр почти всех профессий. Не было ничего важнее: нужда в подхалтуривающих умельцах любого профиля была в Советском Союзе все время. Если сейчас не сломано, сломается потом. Но принадлежащий к сети специалист приходил и чинил; если не как-нибудь иначе, так российским решением: с помощью изоленты, проволоки, ведра, патрубка, клея, быстроразъемного соединения… Такие подручные средства я использую и сам. У них есть одно плохое качество, а именно то, что временная вспомогательная конструкция грозит остаться постоянной, а с эстетической точки зрения она, возможно, не самая красивая… Но если она работает, то этого достаточно. В нашем доме в сельской местности это уже становится будничной повседневностью.

Сеть раскрывала и путешественникам, что у них в дефиците: в списках оказывались всевозможные вещи от винтов-болтов и оконной замазки до левого бокового зеркала старого «Опеля» (модели 1976 года)…

Всегда что-то где-то находилось и доставалось. И потом ехало в Советский Союз. «Я опять вернулся благополучно и добрался как Дед Мороз, все были рады подаркам», — писал Ээту.

В Советском Союзе того времени все было нужно. Подарок за подарок, услуга за услугу. Водопроводчик хотел попасть на театральное представление, которое уже год шло с аншлагом; билет находился у директора театра, которому, со своей стороны, был нужен электрик. А для электрика разыскивали букинистические издания Достоевского, которые тот любил. Опять-таки — Азия. Но и глубокая человечность тоже.

В советском обществе человек вернулся к истокам, к той первобытной стадии, на которой еще только образовывались общества, а скорее даже общины. Каждое утро стоял вопрос как о походе в лес, так и о собирательном и меновом хозяйстве. На работу отправлялись с авоськой — сетчатой хозяйственной сумкой, а вечером возвращались домой с авоськой, полной добычи. Там могло найтись все, что попалось по дороге. Из-за одной этой возможности сумку носили с собой всегда, места она не занимала. «Авось» и означает по-фински «может быть»…

5

Снова и снова перебираю письма и погружаюсь в их чтение, то полностью, то выборочно. С каждой фразой вспоминается что-то забытое. В 1985 году Эдуард смог с моей помощью купить видеокамеру. Разумеется, не себе, а Столбуну. Этой камерой Столбун вместе с персоналом снимал свои методы лечения и демонстрировал их потом «редакциям газет и журналов и важным организациям». Эдик тоже принадлежал к числу ревностных зрителей: «У Столбуна ребята сделали на твоей аппаратуре изумительный фильм. Он произвел сильное впечатление. Мы видели человека, алкоголика до лечения и после. Видели, как в театре выступают актеры — бывшие алкоголики в синих халатах…»

Пьеса была «Сирано де Бержерак». Это уже что-то. Положиться на старую добрую базовую культуру и в этом деле — на меня это производит впечатление до сих пор. Не фигня, не стеб и не ржачка, которые предлагает наше нынешнее время, как в Финляндии, так и в России, а что-то реальное, чем человечество может и сможет и впоследствии гордиться.

Культура лечит. По крайней мере, могла бы, если бы ей дали возможность.

Любящий животных Эдуард опять приобрел нового питомца: «В селе Троицкое пацаны принесли нам подбитого галчонка. Мы выхаживаем его и лечим. Восхитительное существо! Ест с руки. И из всех тарелок».

Село Троицкое по-прежнему было этаким Простоквашиным, хотя и не послужило для него прототипом. Теперь село стало коттеджным раем, в первую очередь для состоятельных людей, из прежних жителей только Чиж все еще живет там каждое лето. А бревенчатый дом Ээту, который тот подарил своей дочери, первый муж дочери Саша продал; он весело избавился от избы перед самым разводом. Но в январе 2008 года Эдуард пишет как ни в чем не бывало торопливое письмо по электронной почте, из которого ясно, что он опять переехал, на этот раз именно под Троицкое, в нескольких десятках километров от Москвы. Переделкино, значит, пришлось оставить. Никаких объяснений он не дает, только пишет, что мобильный телефон работает в новом доме плохо, а доступа в Интернет нет совсем. Так что некоторое время вестей о нем я получать не буду.

Возвращение в Простоквашино, таким образом, все-таки произошло, думаю я. Почему? И тут на память приходит сообщение по электронной почте более чем пятилетней давности: компания по производству мороженого предложила тогда Эдуарду новый дом поблизости от Троицка в компенсацию за то, что она сможет использовать название «Простоквашино» и персонажей книги в своей рекламе. Значит, согласие на это было дано. Вафельные рожки «Кот Матроскин» и грушевые эскимо «Почтальон Печкин»?

Что-то вроде этого, помнится, я уже видел.