Единственная Джун

Слова вырываются из меня вместе с болезненными воспоминаниями и горькими вздохами, и Джун прижимается ко мне, лбом к моему лбу. Мои глаза все еще закрыты, и это к лучшему, потому что я не могу посмотреть на нее прямо сейчас. Я не могу видеть измученный взгляд, горящий в ее глазах, или следы слез на ее фарфоровой коже.

Я продолжаю.

Я должен продолжать.

– В ту ночь ты уснула в своем маленькой качалке, украшенной овечками и слониками. Я отстегнул тебя, поднял и понес вниз по коридору, чтобы обуться. Потом вышел на улицу и отправился к своему дому. – Она все еще прижимается ко мне лбом, и я слышу ее всхлипывания. Я слышу ее учащенное сбивчивое дыхание. – Я положил тебя в траву, и ты была такой умницей, Джун. В ту ночь было холодно, это был октябрь, но ты была такой умницей. Я понял, что не могу попасть внутрь, поэтому взял один из камней, которые лежали у нашего почтового ящика, и бросил его в окно – оно разлетелось на миллион осколков. А потом я пролез через него и порезал руку о стекло. – Я сглатываю ком в горле, у меня стучат зубы. – Но я все равно вернулся за тобой. Я испачкал кровью все твое одеяльце, и я боялся, что ты испугаешься, но ты просто лежала со мной на полу моей гостиной. Ты лежала там рядом со мной так же, как делаешь это сейчас. Тогда я нуждался в тебе больше всего на свете.

Она снова всхлипывает, касается моей шеи и большими пальцами проводит по покрытым щетиной скулам.

– Ты взял меня с собой, – всхлипывает она, в ее тоне проскальзывает удивление. – Я всегда была с тобой, Брант. – Я наконец открываю глаза, ресницы дрожат, сердце гулко бьется в груди. Джун так близко. Она так близко. – Всегда.

Придвигаясь к изголовью кровати, мы ложимся, и я натягиваю одеяло, пока мы не зарываемся под него.

Мы не должны быть так близко; я знаю, что это неправильно, но, черт, сейчас мне все равно, и меня не волнует, что думает Венди. Все, что меня волнует, – это Джун.

Джун, Джун, Джун.

Мои веки тяжелеют, мы лежим рядом, грудь к груди, слегка касаясь носами. Ее теплое дыхание касается моих губ с каждым жарким ударом сердца.

Я доволен. Я спокоен. Она здесь, в моих объятиях.

Она всегда была здесь.

Я не знаю, сколько проходит времени, но меня будит ощущение чего-то большего, чем просто ее дыхание на моих губах. Что-то другое. Сначала щекотка. Просто возбуждающая щекотка.

– Брант…

Она выдыхает мое имя мне в губы.

Ее губы на моих губах.

Губы Джун на моих губах.

И я не отталкиваю ее. Я должен, но я не делаю этого, я не могу, я просто не могу…

– Джунбаг, что…

– Тс-с. Ты хочешь этого, – шепчет она, кончиком языка скользя по моей верхней губе. Она прижимается бедрами ко мне, возбуждение пульсирует в моей крови. – Ты ведь хочешь меня, правда?

– Да.

Я говорю, не сомневаясь.

Почему я не сомневаюсь?

– Возьми меня, Брант. Прикоснись ко мне. – Джун стягивает хлопковую майку через голову, наэлектризованные локоны рассыпаются по подушке. Ее обнаженная грудь мерцает в лунном свете, когда она тянет меня за волосы, опуская мое лицо ниже, пока оно не оказывается вровень с ее грудью.

Нет, нет, нет.

Это неправильно. Это все так неправильно.

С моих губ срывается стон, когда я провожу языком по ее соску, и делаю это снова и снова, и вот я уже обхватываю ее грудь губами, рукой лаская вторую. Она выгибается подо мной, задыхаясь от желания.

У меня эрекция.

У меня, черт возьми, эрекция.

Я хочу ее. Она нужна мне.

Ты не можешь взять ее. Ей семнадцать. Она твоя гребаная приемная сестра, ты гребаный псих.

Мой разум исступленно кричит, но губы не останавливаются. Я все еще пробую ее на вкус. Все еще сосу ее грудь, а она впивается ногтями мне в волосы. С ее губ срывается мое имя.

– Брант… да, пожалуйста… – умоляет она. – Пожалуйста, проснись.

Ее голос звучит далеко, когда я провожу языком вверх по ее телу, к изгибу шеи.

– Что? – сквозь зубы процедил я.

– Я сказала, проснись.

Я резко вдыхаю.

Распахиваю глаза.

В комнате тихо: только мое дыхание касается ее каштановых прядей, которые пахнут сиренью. Мое лицо утопает в ее локонах, она лежит на кровати спиной ко мне и крепко спит.

В комнате темно.

Еще ночь.

Мне снился сон.

Черт возьми, это был всего лишь сон.

Вот только ужас не проходит, когда я понимаю, что крепко прижимаюсь к ней: рука лежит на ее груди, а пах прижимается к ее заднице, упираясь в нее каменной эрекцией.

Я отлетаю назад, словно она превратилась в пожар.

Черт.

Черт, черт, черт.

Я сползаю к краю кровати как можно тише, чтобы не разбудить Джун. Я поднимаюсь на ватные ноги, накидываю футболку. Она лежит на кровати совершенно неподвижно, ее дыхание спокойное и ровное – воплощение ангела.

А я грезил осквернить ее.

Запятнать ее чистоту.

Боже… что, черт возьми, со мной не так?

Что Венди сделала со мной?