– Зачем мы здесь? – Он чувствует что-то неладное в моем поведении и придвигается ближе, протягивая руку к моему плечу. – Ты меня немного пугаешь.
В этой части коридора так тихо, что я боюсь, он может услышать, как бешено стучит мое сердце от ужаса. Я облизываю губы.
– Я не пыталась. Я просто… я должна это сделать.
Он качает головой, растерянно рассмеявшись.
– Ничего не понял. Сделать что?
– Вот это.
Я не думаю. Я притягиваю его лицо к своему. Его пораженный вздох – последнее, что я слышу, прежде чем наши губы сливаются. Я приподнимаюсь на носочки, ладонями сжимая его лицо. Наши губы инстинктивно размыкаются.
Я не собиралась этого делать, но так получилось.
На мгновение мы замираем, тяжело дыша – или даже задыхаясь от того, что медлим. После этого наши губы сливаются так, как не должны были.
И что-то происходит.
Я не знаю, что именно, но
Я чувствую, как он обхватывает меня за талию, а другой рукой тянется к моим волосам, зарываясь в копну распущенных локонов. Я невольно прижимаюсь к нему бедрами.
И он целует меня.
Целует меня по-настоящему.
Невольный стон срывается с губ, когда его язык проникает мне в рот.
Стон, который я никогда не пойму и который никогда не смогу объяснить. Стон, от которого стонет и он. Это не первый мой поцелуй, но,
Мой язык касается его языка. Я чувствую, как он вздрагивает, прижимаясь ко мне, и крепче стискивает мне волосы.
Но я не отстраняюсь. Я не отталкиваю его.
Напротив, я придвигаюсь ближе. Ближе, чем мне когда-либо следовало быть. Я скольжу от его лица к волосам и нежно зарываюсь в них пальцами. Одаривая меня еще более глубокими поцелуями, он снова стонет, проводя языком по моему. Все это происходит до тех пор, пока я не начинаю исступленно всхлипывать, задыхаться и извиваться.
Брант отстраняется, тяжело дыша. Его глаза темнеют, в них бушует вожделение и смятение. Не отпуская меня, он произносит:
– Зачем ты это сделала… – Это даже не вопрос. Это скорее хриплый стон поражения, как будто он только что потерял что-то, за что так отчаянно боролся.
Мои губы припухли. Покалывают.
Я смотрю на него.
Я не знаю, что сказать.
Но я бы не смогла ничего сказать, даже если бы захотела, потому что он обрушивает на меня еще один обжигающий поцелуй. Из меня вырывается стон. Ужасный, злой звук, который я хотела бы вернуть назад. Это безумие. Зловещее безумие, которое пьянит меня, вызывает головокружение, пугает до ужаса.
Он прикусывает мою губу и проникает языком мне в рот, ладонями сжимая мое лицо. Он ласкает и губит меня одновременно. Впивается пальцами мне в щеки, пока мы отчаянно целуем друг друга. Я все еще тяну его за волосы, ногтями впиваясь в кожу.
Вздохи, стоны, всхлипы. Я чувствую его эрекцию. Все мое тело дрожит и горит, когда я посасываю его язык и чувствую его дрожь.
Я мокрая.
Мои трусики промокли насквозь – точно могу сказать.
Чувство нарастающей тревоги начинает заглушать голод, пульсирующий внизу моего живота.
Предупреждающие знаки проносятся в моей голове, завладевая моим вниманием.
Это Брант.
Меня охватывает паника, и я нахожу в себе силы отпрянуть. В воздухе повисает мой испуганный вскрик, когда мы размыкаем губы и я отталкиваю его от себя.
Грудь Бранта тяжело вздымается, взгляд остекленевший и дикий. Волосы растрепаны. Щеки пылают, губы припухли.
Мне кажется, я слышу что-то вдалеке, чьи-то шаги, но я их не дожидаюсь.
Я бросаюсь прочь.
Со слезами на глазах я вылетаю через двойные двери, чуть не налетев на Селесту и Женевьеву, которые наблюдали за происходящим с другой стороны. Я не смотрю на них, как и не пытаюсь увидеть того, кому принадлежали шаги.
Я просто бегу. Быстро и отчаянно, через главный вход, на парковку, где я смогу остановиться, чтобы перевести дух.
Глава двадцать первая
«Первая группа реагирования»
Тео, 25 лет
– Ну ты и простак, Бейли. – Я ухмыляюсь, когда мы останавливаем полицейскую машину позади загородного клуба, где небольшая компания разодетых подростков посасывает сигареты. – Мы просто проведем быструю проверку и убедимся, что эти ребята являются законопослушными гражданами. Никакого распития алкоголя несовершеннолетними или диких оргий, да?
– Потому что ты сам был таким святым в восемнадцать лет.
Кип ухмыляется с пониманием дела и глушит двигатель. Я пожимаю плечами, с теплотой вспоминая свой выпускной. Моника отсосала мне в кладовке.
Это было великолепно.
И именно по этой причине я сейчас здесь: не могу допустить, чтобы Пич оказалась в каком-нибудь подозрительном чулане, чтобы на нее давили, заставляя делать всякие постыдные вещи с этим сукиным сыном, Райкером.