Единственный

Однако свести бёдра вместе не удавалось. Оттолкнуть мужчину — тоже. Амир устроился между моих ног, словно получил приглашение, без всяческих препятствий. А я получила новую порцию тупой боли и сломала два ногтя, оставив на лице и шее Амира несколько глубоких царапин в жалкой попытке возвести дистанцию и защититься.

Вот теперь стало действительно страшно!

Что он там говорил о степени моего отчаяния?

Она наступила!

И я бы обязательно позвала на помощь, наплевав на всё и вся, лишь бы только избавиться от кромешного холода, прилипшего к моим позвонкам, если бы крик не застрял в горле вместе со щелчком распахнувшихся дверей.

— Ой… — ошарашенно уставилась на открывшийся вид вошедшая девушка в элегантном платье чёрного цвета.

Оно так роскошно гармонировало и сливалось с тёмными пятнами, которые поплыли у меня перед глазами из-за резко упавшего давления, стоило только представить себе, что именно она видела сейчас.

Ну, что ж я такая “везучая”?!

Merde sacrйe…

Я по новой впилась в плечо Амира, повторив попытку отпихнуть его от себя или хотя бы создать малюсенькое пространство, которое позволило бы соскользнуть с рояля. Возможно, мне бы и удалось, ведь брюнет тоже отвлёкся на появление незнакомки, однако она — не единственная, кто нас заметил. Охранник, присланный Альпом — тоже нашёл меня. И ладно бы, если бы он один. Вместе с ним… Алихан.

Все трое застыли на пороге. Всего на мгновение, продлившееся лично для меня в целую вечность. Ту самую, где гореть мне синим пламенем в очаге Преисподней за все свои грехи.

— Убери её, — не сводя взгляда с меня и Амира, произнёс муж, обратившись к охраннику.

Рослый парень коротко кивнул и на два действующих лица стало меньше. Двери снова закрылись, отрезая нас от общего зала. Понятия не имею, сколько и кто успел увидеть, пока те были открыты, но осознание того, что в скором времени всё может станет ещё хуже, накрыло с головой, подобно цунами.

— Алихан, — попросила жалостливо.

Мой голос утонул за другим, более громким и насмешливым:

— На чём мы остановились в прошлый раз? — развернулся Амир. — Кажется, ты что-то говорил о том, будто я к ней не приближусь. Как видишь, в этом твоём утверждении что-то пошло не так...

Ещё секунда, и всё смешалось: звон разбившегося бокала, который я нечаянно смахнула рукой в очередном порыве сбежать, глухое ругательство, сорвавшееся с уст мужа, злорадная усмешка и торжество в глазах Амира, давление его жёстких пальцев на моём колене, прежде чем он отпустил, мои — тупая боль, тихий ужас, пополам со стыдом, а также чувством безграничной вины. В этот раз я в самом деле виновата. И даже слишком. Но я благодарна этому премерзкому чувству. Именно оно избавило от оцепенения, позволило сбросить с себя удушающие оковы паники, подтолкнуло к дальнейшему:

— Алихан! — чуть не подскользнулась и грохнулась, но каким-то чудом удержала равновесие, понадобилось всего секунды две, чтобы оказаться перед ним.

Между ними.

— Алихан, не надо, пожалуйста, я прошу тебя, — взмолилась, вцепившись в рубашку мужа, глядя на него снизу-вверх. — Я тебя очень прошу, пожалуйста, не делай, — повторила, путаясь в связности и построении фраз.

Не важно. Только бы он услышал. Не сорвался. Не стоит тот, кто остался за моей спиной, того. Ни гнева. Ни злости. Ни намечающегося скандала. Ни того, что выльется потом. Если уж кому расплачиваться — так мне. Одной. Не Алихану. Амир… Пусть катится ко всем чертям.

Жаль, о чём-то подобном тут помнила лишь я одна!

На мою мольбу мужчина взглянул на меня с такой лютой ненавистью, словно я только что и его, и родину, и мать родную предала, наказание мне — смерть.

— Что. Ты. Сказала? — разделяя каждое слово, как если разучился говорить, и это давалось с трудом.

Страшно?

Ещё как!

Но я не сдалась. Сдавила пальцы крепче, принялась уговаривать его дальше:

— Алихан, пожалуйста, не надо…

Он слышал. Но уже не слушал. Да и не смотрел на меня больше. Вместе со мной шагнул вперёд. Один шаг. И ещё один. Другой. Всё его внимание сконцентрировалось на арабе, а я — как в глухую стену стучалась, всё безрезультатно. Ровно до момента, пока в самом деле не ударила. Я. Его. Кулаком. В грудь. Со всей дури.

— Алихан!

Вернувшийся ко мне взгляд — абсолютно невменяемый. Пустой. Стеклянный. И одновременно — дикий, пугающий до глубины души, сулящий расправу.

— Не трогай его, прошу тебя!

Не знаю, что такого убедительного я сумела вложить на этот раз в свой голос, но это сработало. Вместе с появлением Альпа и ещё двоих охранников.

— Как скажешь, любимая… — почти оскорбление, с учётом исказившей его губы ухмылки.