Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

Другим детерминирующим фактором в его фобии детей была ревность к брату, а также к другим детям, которых мать могла бы родить в будущем. Его бессознательные садистические атаки на младенцев внутри материнского тела были связаны с ненавистью к отцовскому пенису внутри матери. Лишь в одном отношении временами могла проявиться его любовь к детям, и она проявлялась в его дружелюбной установке к младенцам.

Мы уже знаем, что он мог достичь способности к любви лишь посредством идеализации отношений «мать — ребенок». Тем не менее из-за бессознательного страха и вины относительно своих орально-садистических импульсов младенцы преимущественно представляли для него репрезентацию орально-садистических существ. Это было одной из причин, почему он в своей фантазии не мог осуществить страстное желание дать детей матери. Но все же более фундаментальная оральная тревога периода раннего развития увеличила страх, связанный с агрессивными аспектами генитальной функции и собственного пениса. Страх Ричарда, что орально-садистические импульсы будут доминировать над генитальными желаниями и что пенис — деструктивный орган, был одной из главных причин вытеснения генитальных желаний. Следовательно, для него был закрыт один из самых существенных путей сделать мать счастливой и совершить репарацию для младенцев, которых, как он считал, он разрушил. Во всех этих аспектах орально-садистический импульс, фантазии и страхи вновь и вновь препятствовали генитальному развитию.

В предыдущих параграфах я постоянно ссылалась на регрессию к оральной стадии как защите от дополнительных тревог, возникающих в генитальной позиции; тем не менее важно не игнорировать роль фиксации в этих процессах. Поскольку орально-, уретрально- и анально-садистические тревоги были чрезмерны, фиксация на этих уровнях была очень сильной; впоследствии генитальная организация была слабой, а тенденция к вытеснению — явно выраженной. Тем не менее вопреки торможениям, он развил некоторые сублимированные генитальные тенденции. Более того, поскольку его желания были преимущественно направлены на мать, а чувства ревности и ненависти — на отца, он достиг некоторых основных характеристик позитивной эдиповой ситуации и гетеросексуального развития. Эта картина тем не менее была в какой-то мере обманчива, поскольку любовь к матери могла быть достигнута лишь путем укрепления оральных элементов в отношении к ней и путем идеализации «матери-груди». Мы видели, что в его рисунках голубые секции всегда обозначали мать; выбор этого цвета был связан с любовью к безоблачному голубому небу и выражал страстное желание идеальной щедрой груди, которая никогда не фрустрирует его.

Ричард, таким образом, получил возможность как-то сохранить любовь к матери, что дало ему ту небольшую долю стабильности, которой он обладал, а также позволило в определенной мере развить гетеросексуальные тенденции. Было очевидно, что тревога и переживания вины прочно вошли в фиксацию на матери. Ричард был очень предан ей, но довольно инфантильно. Он с трудом переносил, когда она исчезала из поля его зрения, и проявлял недостаточно признаков развития независимого и мужественного отношения к ней. Его отношение к другим женщинам — хотя и весьма далекое от истинно смелого и мужественного — удивительно противоречило его огромной любви и даже слепому восхищению матерью. Его поведение по отношению к другим женщинам было развито не по годам, в некоторых отношениях напоминая поведение взрослого донжуана. Он разными способами старался снискать к себе расположение, даже с помощью явной лести. В то же время он часто критиковал женщин и презрительно относился к ним, а также потешался над ними, если они принимали на веру его лесть.

Здесь можно наблюдать две противоположные установки по отношению к женщинам, что наводит на мысль о некоторых заключениях Фрейда. Заявляя о «разъединении нежного и чувственного потоков эротического чувства» у некоторых мужчин, страдающих, по описанию Фрейда, от «психической импотенции», т. е. способных стать потентными лишь в определенных обстоятельствах, он говорит: «Любовная жизнь таких людей остается расщепленной на два направления, получающих воплощение в искусстве в качестве духовной и грубой (или животной) любви. Когда они любят, они не могут желать, а когда желают, не могут любить»[161].