Существует аналогия между описанием Фрейда и установкой Ричарда к матери. Он боялся и ненавидел именно «генитальную» мать, в то время как всю свою любовь и нежность он направлял к «матери-груди». Это разделение между двумя потоками стало явным в контрасте между установкой к матери и другим женщинам. Пока его генитальные желания по отношению к матери были сильно вытеснены, она оставалась объектом любви и восхищения, а эти желания могли в какой-то мере активизироваться по отношению к другим женщинам. Но тогда те женщины были для него объектом критики и презрения. Они обозначали «генитальную» мать и, как оказалось, ужас генитальности и побуждение вытеснить ее отражались в презрении по отношению к объектам, пробудившим его генитальные желания.
Среди тревог, ставших причиной фиксации и регрессии к «матери-груди», доминирующую роль играл страх Ричарда перед «внутренней частью» матери как местом, полным преследователей. Поскольку «генитальная» мать, которая для него была матерью, находившейся в сексуальном контакте с отцом, также содержала в себе «плохие» отцовские гениталии (или, скорее, множество его гениталий), создавая опасный союз с отцом против сына; она также содержала в себе враждебных младенцев. Кроме того, существовала и тревога по поводу собственного пениса как опасного органа, который способен повредить и испортить любимую мать.
Тревоги, нарушившие генитальное развитие Ричарда, были тесно связаны с его отношением к родителям как интернализированным фигурам. Картине «внутренней части» матери как места опасности соответствовали переживания по поводу собственной «внутренней части». В предыдущих параграфах мы видели, что хорошая мать (т. е. хорошая еда на завтрак) внутренне защищала его от отца, «длинных торчащих костей» в его животе. Эта картина, где мать защищает его от интернализированного отца, соответствовала фигуре матери, которую Ричарду не терпелось защитить от плохого отца, — матери, находящейся под угрозой оральных и генитальных атак внутреннего монстра. Тем не менее в конечном счете он считал, что она находится в опасности из-за его собственных орально-садистических атак на нее. Рисунок 2 показал плохих мужчин (отца, брата и его самого), набрасывающихся на мать и проглатывающих ее. Этот страх возник из фундаментального переживания вины Ричарда по поводу разрушения (пожирания) матери и ее груди его орально-садистическими атаками в процессе ее интернализации. Вдобавок он выразил вину по поводу своих анально-садистических атак на рис. 6, поскольку указал на «ужасное большое дело», вывалившееся из птицы. Приравнивание собственных фекалий к черному Гитлеру-отцу стало отчетливым в его анализе ранее, когда он начал выполнять рисунки империи. Поскольку в самом раннем рисунке Ричард представил черное обозначением самого себя, но вскоре решил, что его все же обозначает красный цвет, а черный — его отца, впоследствии он придерживался этого распределения на всех рисунках. Позднее это приравнивание было проиллюстрировано некоторыми ассоциациями к рис. 5 и 6. На рис. 5 черная секция обозначала плохого отца. На рис. 6 она репрезентировала «ужасное большое дело», вывалившееся из изуродованной птицы.
К страху Ричарда собственной деструктивности относился страх матери как опасного и мстящего объекта. «Ужасная птица» с открытым клювом была проекцией на мать его орально-садистических импульсов. Фактические переживания Ричардом фрустрации со стороны матери сами по себе не могли дать объяснение построению в его психике ужасной картины внутренней пожирающей матери. На рис. 6 видно, насколько опасной, как он считал, является «ужасная» птица-мать, поскольку птица без головы репрезентировала его самого и соответствовала его страху кастрации внешними врагами в лице этой опасной матери, объединившейся с монстром-отцом. Более того, во внутренних ситуациях он чувствовал угрозу от союза интернализированной «ужасной» птицы-матери и монстра-отца. Эти внутренние опасные ситуации были основной причиной его ипохондрического и персекуторного страхов.