Над отношением Риты к матери доминировали два мощных источника тревоги: персекуторный страх и депрессивная тревога. В одном аспекте мать репрезентировала вселяющую ужас и мстящую фигуру. В другом аспекте она была незаменимым любимым и хорошим объектом Риты, и Рита переживала собственную агрессию как опасность для любимой матери. Поэтому ее переполнял страх потерять ее. Именно сила этих ранних тревог и переживаний вины в большей степени определила неспособность Риты переносить дополнительную тревогу и вину, возникающие из эдиповых переживаний — соперничества и ненависти к матери. Для защиты она вытеснила ненависть и с избытком компенсировала ее чрезмерной любовью, а это неизбежно означало регрессию к ранним стадиям либидо. Данные факторы существенно повлияли на отношение Риты к отцу. Часть негодования, испытываемого по отношению к матери, отклонилась к отцу и усилила возникшую из фрустраций эдиповых желаний ненависть к нему, которая к началу второго года ее жизни удивительно сместила прежнюю любовь к отцу. Неспособность установить удовлетворительное отношение к матери повторилась в ее оральном и генитальном отношении к отцу. В анализе стали ясны сильные желания кастрировать его (возникшие отчасти из фрустрации на феминной позиции, отчасти из зависти к пенису на маскулинной позиции).
Садистические фантазии Риты были, таким образом, тесно связаны с обидами, исходящими из фрустрации на различных либидинозных позициях и переживаемыми как в инвертированной, так и позитивной эдиповой ситуации. Сексуальный акт между родителями играл важную роль в ее садистических фантазиях и в психике ребенка стал опасным и пугающим событием, в котором мать выступала жертвой крайней жестокости отца. Впоследствии отец превратился в ее психике не только в кого-то опасного для матери, но и — поскольку эдиповы желания Риты поддерживались в идентификации с матерью — в человека, опасного для нее самой. Фобия собак у Риты простиралась к страху опасного пениса отца, который укусит ее в отместку за ее собственные импульсы кастрировать его. Все ее отношение к отцу было глубоко нарушено, потому что он превратился в «плохого человека». Он был тем более ненавидим, поскольку стал олицетворением ее собственных садистических желаний по отношению к матери.
Следующий эпизод, рассказанный мне матерью, иллюстрирует этот последний пункт. В начале третьего года жизни Рита была на прогулке с матерью и увидела кучера, жестоко бьющего своих лошадей. Мать была крайне возмущена, и маленькая девочка тоже выразила сильное возмущение. Позже, в этот же день она удивила мать, спросив ее: «Когда же мы опять пойдем смотреть, как плохой дядя бьет лошадей?» — обнаруживая таким образом то, что она получила садистическое удовольствие от этого переживания и ждала его повторения. В ее бессознательном кучер репрезентировал отца, а лошади — мать, и отец в сексуальном акте осуществлял садистические фантазии ребенка, направленные против матери. Страх плохих гениталий отца вместе с фантазией о матери, поврежденной и разрушенной ненавистью Риты и плохим отцом — кучером, мешали как позитивным, так и инвертированным эдиповым желаниям. Рита не могла ни идентифицироваться с такой разрушенной матерью, ни позволить себе играть роль отца в гомосексуальной позиции. Таким образом, на этих ранних стадиях ни одна из позиций не могла быть установлена.
Некоторые примеры из аналитического материала
Тревоги, переживаемые Ритой, когда она была свидетелем первичной сцены, демонстрируются в следующем материале.
Однажды во время анализа она поставила треугольный кирпичик набок и сказала: «Это маленькая женщина». Затем она взяла «маленький молоток», как она назвала прямоугольный кирпичик, и ударила им по коробке с кирпичиками, при этом говоря: «Когда молоток ударил сильно, маленькая женщина так испугалась». Треугольный кирпичик означал ее саму, «молоток» — пенис отца, а коробка — ее мать, и вся ситуация в целом репрезентировала то, что она была свидетелем первичной сцены. Немаловажно то, что она ударила по коробке в том самом месте, где та была склеена бумагой, так что проделала в ней дыру. Это был один из примеров, когда Рита символически продемонстрировала мне свое бессознательное знание о вагине и роли, которую та играла в ее сексуальных теориях.