Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

Когда же в ходе психоанализа у него намечалась какая-нибудь перемена, тут же рождались фантазии о чудовищном насилии. Первоначально они населяли ночные сны. Они приобретали форму смертоносного сношения первичной пары, что находило в снах разнообразное выражение, а когда они уже больше не могли контейнироваться в пределах снов, то прорывались как кратковременные ночные галлюцинации: перед ним представала пара, в которой партнеры убивали друг друга.

В противоположность этому наш психоанализ долгое время являл собой океан спокойствия. Спокойствие было целью пациента, а не исполнение задачи (анализа), и спокойная отстраненность идеализировалась. В течение длительного времени он думал, что это и есть цель психоанализа и что к ней стремится его психоаналитик. Таким образом, он считал, что в его задачу входит поддержание спокойствия в нас обоих, и потому всегда готов был соглашаться. Сны у него были необычайно содержательны, но служили ему для освобождения от мыслей, которые он сбрасывал мне, и вместо того, чтобы реагировать на них, он реагировал на мою интерпретацию, а тем самым и на себя через посредника. Из его снов мне стало ясно, что он убежден, будто в случае сведения вместе в его психике двух родительских объектов произойдет взрыв и дезинтеграция. Когда же на сеансах наши взаимоотношения действительно стали восприниматься несколько иначе, так что мы смогли установить лучший контакт и вместе с тем достигать большего несогласия, это привело к боязни неминуемой катастрофы.

Одной из форм этой боязни был страх неожиданной смерти. У клиента, в частности, начинались приступы панического страха, едва лишь он подумает, что сердце у него вот-вот перестанет биться. Его боязливое ожидание насильственного столкновения приобрело конкретную форму: у него возник новый страх — боязнь водить машину. До этого я много слышал от него на сеансах о «системах противотоков» — и в описании снов, и в рассказах о повседневной жизни. (В ту пору система встречно направленных транспортных потоков была еще в новинку на наших автострадах и постоянно обсуждалась в новостях.) Восприняв его слова как образ, я решил, что мой пациент тщательно разделяет два различных и взаимно противоположных потока мышления. Я задавался вопросом, а не свидетельствует ли их появление при психоаналитическом лечении о том, что в его психике происходит сближение вещей. Затем у моего пациента развилась возникающая во время вождения паническая уверенность, что если бы не разделяющий дорогу осевой барьер, транспортные потоки непременно пришли бы в катастрофическое лобовое столкновение. Этот страх достигал порой таких масштабов, что мой пациент переставал ездить на машине. Это предвещало перемены в отношениях переноса, в котором действительно возник некоторый конфликт и противостояние. Впервые стал заметен страх пациента обнаружить в самом себе то насилие, которое прежде проявлялось только лишь в формах проекций как насилие родительского коитуса. Лучше всего этот страх был передан сном, который пациент мне пересказал после перерыва на один из уикендов, которые в ту пору он переносил с большим трудом и тревогой.

Некая пара, отправляясь в театр, собирается оставить его в комнате наедине с опасным, буйным сумасшедшим. Человек этот всегда находился под замком и был ограничен в движениях — ему надлежало быть в смирительной рубашке. Пациент ужасно боится, что человек этот все в комнате разобьет и разрушит. Сам же он не в состоянии его убедить. Человек заговорил, хотя сначала казалось, что он немой. Помощь является в лице старшего уполномоченного посредника из министерства (где пациент работал). Уполномоченный может переговорить с этим Человеком, однако если этот Человек поймет, что Уполномоченный имеет отношение к закону, то это вызовет у него гораздо большую ярость. (В реальной жизни уполномоченный занимался в тюрьме террористами.)