В анализе мистера А. было много нитей, которые мне придется игнорировать, чтобы сосредоточиться на том, что существенно для данной темы. В некоторых отношениях мистер А. был похож на Леона. Он был человек теплых чувств, с сильным инстинктом смерти, убежденный в глубине души в фундаментальном неприятии его со стороны нарциссичной и занятой другими делами матери. Мистеру А. недоставало надежно интернализованного хорошего объекта, и он использовал проективную идентификацию и всемогущий контроль как основные методы оперирования своими объектами. В отличие от Леона, никакая ранняя беременность матери не сыграла роли в формировании его эдипова комплекса, поскольку мистер А. был младшим ребенком в семье. Отрицательным внешним обстоятельством в его семье был уровень открытых сексуальных нарушений. У отца и матери, по-видимому, была некоторая склонность к гомосексуальности, кроме того, начиная с 13 лет с моим пациентом имел сексуальные отношения старший брат. Поскольку низменные сексуальные фигуры возникали у мистера А. и в результате проекций, и в результате раздробления эдипальной пары, и к тому же им на самом деле в некоторой степени соответствовали его родители (и позднее другие реальные объекты), мистер А. часто испытывал спутанность и страдал от утраты чувства реальности; он пугался, что нет никаких объектов, с кем возможно тестирование реальности.
В отличие от Леона, мистер А. был физически очень подвижен, и во время анализа он был сильно эротизирован. Он стремился к тому, чтобы немедленное проникновение и обладание отвлекло его от его смятения и тревоги. Необходимость чувствовать себя внутри своего объекта, а не снаружи и одиноким, быть немедленно признаваемым и образовывать возбужденную пару была для мистера А. превыше всего и была (помимо имеющихся идентификаций) движущей силой его гомосексуальности. Вначале он лишал отношения между пациентом и аналитиком значения переноса — существовали лишь он и я в личном отношении. Я была идеализированным «новым» объектом, который даст ему то, чего он не смог найти ранее, даст ему это таким образом, который он сможет терпеть — без исключенности, без ожидания, не стимулируя тревогу или вину, или зависть, или ревность и не нанося ран его нарциссизму. В основном его возбуждала гомосексуальная фантазия, в которой он находился внутри высокого фаллоса, глядя на меня сверху вниз и контролируя меня в виде мальчика, который будет восхищаться им и служить ему. Но если я каким-то образом его тревожила, он становился холодным и жестоким. Иногда он бывал в состоянии проективной идентификации с женственной, более мягкой, более развращенной фигурой. Два пола всегда были в расщеплении. Этот эротизированный гомосексуальный перенос и убежденность в том, что извращенные эротизированные отношения существуют повсеместно, в течение долгого времени являлись замкнутой зоной вне связи с его эдипальной ситуацией. Нигде не было видно никаких эдипальных фигур, ни в анализе, ни вне его, и в мистере А. не был виден ребенок.
По мере того как его возбуждение уменьшалось, он стал пристально наблюдать. Он начал видеть «знаки» в комнате, в моей одежде и речи, знаки интимных отношений, вечеринок, секса и т. д., которые не то приглашали его, не то исключали его — он не мог сказать точно. Спутанные эдипальные бредовые идеи и сомнения по поводу моей сексуальности прятались в его материале. Испытала ли я, а может, все еще испытываю на самом деле возбуждение и чрезмерный интерес к нему, как он ко мне? Это был настолько мучительный период в его анализе, что я бы сказала, что мистер А. жестоко страдал по мере того, как выявлялись его глубокие эдипальные подозрения, бредовые идеи и спутанность. Его параноидные чувства постепенно ослабевали, и он позволил мне наладить больший контакт со своим стыдом, разочарованием, тревогой и депрессией по поводу своих объектов и себя самого.
По мере того как его сексуальные бредовые идеи ослабевали в переносе, он начал иногда чувствовать себя мучительно обнаженным перед эдипальной парой, которая занята не осуществлением его фантазий, а исключением его. В его жизни в это время были значительные трудности, и на этой стадии мистер А. легче впадал в беспокойство от «знаков», чем обычно. Важной деталью является то, что в день сессии, о которой я расскажу, я была одета более строго, чем всегда.