Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

„Ты подергиваешь ногами и тогда, когда тебе нужно сделать „виви“, а ты удерживаешься, потому что предпочитаешь играть“.

Он: „Слушай, мне нужно сделать „виви““, — и он как бы для подтверждения выходит».

Отец во время его визита ко мне спрашивал меня, что должно было напоминать Гансу подергивание ногами лошади. Я указал ему на то, что это может напоминать Гансу его собственную реакцию задерживаемого позыва к мочеиспусканию. Ганс подтверждает это тем, что у него во время разговора появляется позыв, и он указывает еще и другие значения «шума, производимого ногами».

«Затем мы идем за ворота. Когда проезжает воз с углем, он говорит мне: „Слушай, угольный воз тоже наводит на меня страх“.

Я: „Быть может, потому, что он такой же большой, как омнибус?“

Ганс: „Да, и потому, что он сильно нагружен, и лошадям приходится так много тянуть, и они легко могут упасть. Когда воз пустой, я не боюсь“. Все это соответствует действительности».

И все же ситуация довольно неясна. Анализ мало подвигается вперед, и я боюсь, что изложение его скоро может показаться скучным для читателя. Но такие темные периоды бывают в каждом психоанализе. Вскоре Ганс, совершенно неожиданно для нас, переходит в другую область.

«Я прихожу домой и беседую с женой, которая сделала разные покупки и показывает их мне. Между ними — желтые дамские панталоны. Ганс много раз говорит „пфуй“, бросается на землю и отплевывается. Жена говорит, что он так делал уже несколько раз, когда видел панталоны.

Я спрашиваю: „Почему ты говоришь „пфуй“?“

Ганс: „Из-за панталон“.

Я: „Почему? Из-за цвета, потому что они желтые и напоминают тебе „виви“ или Люмпф?“

Ганс: „Люмпф ведь не желтый, он белый или черный“. Непосредственно за этим: „Слушай, легко делать Люмпф, когда ешь сыр?“ (Это я ему раз сказал, когда он меня спросил, почему я ем сыр.)

Я: „Да“.

Ганс: „Поэтому ты всегда рано утром уже идешь делать Люмпф. Мне хотелось бы съесть бутерброд с сыром“.

Уже вчера, когда он играл на улице, он спрашивал меня: „Слушай, не правда ли, после того как много прыгаешь, легко делаешь Люмпф?“ Уже давно действие его кишечника связано с некоторыми затруднениями, часто приходится прибегать к детскому меду и к клистирам. Один раз его привычные запоры настолько усилились, что жена обращалась за советом к доктору Л. Доктор высказал мнение, что Ганса перекармливают, что соответствует действительности, и посоветовал сократить количество принимаемой им пищи, что сейчас же вызвало заметное улучшение. В последние дни запоры опять стали чаще.

После обеда я говорю ему: „Будем опять писать профессору“, — и он мне диктует: „Когда я видел желтые панталоны, я сказал „пфуй“, плюнул, бросился на пол, зажмурил глаза и не смотрел“.

Я: „Почему?“

Ганс: „Потому что я увидел желтые панталоны, и когда я увидел черные[99] панталоны, я тоже сделал что-то в этом роде. Черные — это тоже панталоны, только они черные (прерывает себя). Слушай, я очень рад; когда я могу писать профессору, я всегда очень рад“.

Я: „Почему ты сказал „пфуй“? Тебе было противно?“

Ганс: „Да, потому что я их увидел. Я подумал, что мне нужно делать Люмпф“.

Я: „Почему?“

Ганс: „Я не знаю“.

Я: „Когда ты видел черные панталоны?“

Ганс: „Однажды давно, когда у нас была Анна (прислуга), у мамы, она только что принесла их после покупки домой“.

(Это подтверждается моей женой.)

Я: „И тебе было противно?“

Ганс: „Да“.

Я: „Ты маму видел в таких панталонах?“

Ганс: „Нет“.

Я: „А когда она раздевалась?“

Ганс: „Желтые я уже раз видел, когда она их купила“ (противоречие! — желтые он увидел впервые, когда она их купила). „В черных она ходит сегодня (верно!), потому что я видел, как она их утром снимала“.

Я: „Как? Утром она снимала черные панталоны?“

Ганс: „Утром, когда она уходила, она сняла черные панталоны, а когда вернулась, она еще раз одела себе черные панталоны“.

Мне это кажется бессмыслицей, и я расспрашиваю жену. И она говорит, что все это неверно. Она, конечно, не переодевала панталон перед уходом.

Я тут же спрашиваю Ганса: „Ведь мама говорит, что все это неверно“.

Ганс: „Мне так кажется. Быть может, я забыл, что она не сняла панталон. (С неудовольствием.) Оставь меня, наконец, в покое“».

К разъяснению этой истории с панталонами я тут же должен заметить следующее: Ганс, очевидно, лицемерит, когда притворяется довольным, собираясь говорить на эти темы. К концу он отбрасывает свою маску и становится дерзким по отношению к отцу. Разговор идет о вещах, которые раньше доставляли ему много удовольствия и которые теперь, после наступившего вытеснения, вызывают в нем стыд и даже отвращение. Он даже в этом случае лжет, придумывая для наблюдавшейся им перемены панталон у матери другие поводы. На самом деле снимание и одевание панталон находится в связи с комплексом дефекации. Отец в точности знает, в чем здесь дело и что Ганс старается скрыть.

«Я спрашиваю свою жену, часто ли Ганс присутствовал, когда она отправлялась в клозет. Она говорит: „Да, часто он хнычет до тех пор, пока ему это не разрешат; это делали все дети“».