Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

Запомним себе хорошо это вытесненное уже теперь удовольствие видеть мать при акте дефекации.

«Мы идем за ворота. Ганс очень весел, и когда он бегает, изображая лошадь, я спрашиваю: „Послушай, кто, собственно говоря, вьючная лошадь? Я, ты или мама?“

Ганс (сразу): „Я, я — молодая лошадь“.

В период сильнейшего страха, когда страх находил на него при виде скачущих лошадей, я, чтобы успокоить его, сказал: „Знаешь, это молодые лошади — они скачут, как мальчишки. Ведь ты тоже скачешь, а ты мальчик“. С того времени он при виде скачущих лошадей говорит: „Это верно — это молодые лошади!“

Когда мы возвращаемся домой, я на лестнице, почти ничего не думая, спрашиваю: „В Гмундене ты играл с детьми в лошадки?“

Он: „Да! (Задумывается.) Мне кажется, что я там приобрел мою глупость“.

Я: „Кто был лошадкой?“

Он: „Я, а Берта была кучером“.

Я: „Не упал ли ты, когда был лошадкой?“

Ганс: „Нет! Когда Берта погоняла меня — но! — я быстро бегал, почти вскачь“[100].

Я: „А в омнибус вы никогда не играли?“

Ганс: „Нет — в обыкновенные возы и в лошадки без воза. Ведь когда у лошадки есть воз, он может оставаться дома, а лошадь бегает без воза“.

Я: „Вы часто играли в лошадки?“

Ганс: „Очень часто. Фриц (тоже сын домохозяина) был тоже однажды лошадью, а Франц кучером, и Фриц так скоро бежал, что вдруг наступил на камень, и у него пошла кровь“.

Я: „Может быть, он упал?“

Ганс: „Нет, он опустил ногу в воду и потом обернул ее платком“[101].

Я: „Ты часто был лошадью?“

Ганс: „О, да“.

Я: „И ты там приобрел глупость?“

Ганс: „Потому что они там всегда говорили „из-за лошади“ и „из-за лошади“ (он подчеркивает это „из-за“ — wegen); поэтому я и заполучил свою глупость“»[102].

Некоторое время отец бесплодно производит исследования по другим путям.

Я: «Дети тогда рассказывали что-нибудь о лошади?»

Ганс: «Да!»

Я: «А что?»

Ганс: «Я это забыл».

Я: «Может быть, они что-нибудь рассказывали о ее Вивимахере?»

Ганс: «О, нет!»

Я: «Там ты уже боялся лошадей?»

Ганс: «О, нет, я совсем не боялся».

Я: «Может быть, Берта говорила о том, что лошадь…»

Ганс (прерывая): «Делает „виви“? Нет!»

«10 апреля я стараюсь продолжить вчерашний разговор и хочу узнать, что означает „из-за лошади“. Ганс не может этого вспомнить; он знает только, что утром несколько детей стояли перед воротами и выкрикивали: „из-за лошади“, „из-за лошади“. Он сам тоже стоял там. Когда я становлюсь настойчивее, он заявляет, что дети вовсе не говорили „из-за лошади“ и что он неправильно вспомнил.

Я: „Ведь вы часто бывали также в конюшне и, наверное, говорили о лошади?“ — „Мы ничего не говорили“. — „А о чем же вы разговаривали?“ — „Ни о чем“. — „Вас было столько детей, и вы ни о чем не говорили?“ — „Кое о чем мы уже говорили, но не о лошади“. — „А о чем?“ — „Я теперь уже этого не знаю“.

Я оставляю эту тему, так как очевидно, что сопротивление слишком велико[103], и спрашиваю: „С Бертой ты охотно играл?“

Он: „Да, очень охотно, а с Ольгой — нет; знаешь, что сделала Ольга? Грета наверху подарила мне раз бумажный мяч, а Ольга его разорвала на куски. Берта бы мне никогда его не разорвала. С Бертой я очень охотно играл“.

Я: „Ты видел, как выглядит Вивимахер Берты?“

Он: „Нет, я видел Вивимахер лошади, потому что я всегда бывал в стойле“.

Я: „И тут тебе стало интересно знать, как выглядит Вивимахер у Берты и у мамы?“

Он: „Да“.

Я напоминаю ему его жалобы на то, что девочка всегда хотела смотреть, как он делает „виви“.

Он: „Берта тоже всегда смотрела (без обиды, с большим удовольствием), очень часто. В маленьком саду, там, где посажена редиска, я делал „виви“, а она стояла у ворот и смотрела“.

Я: „А когда она делала „виви“, смотрел ты?“

Он: „Она ходила в клозет“.

Я: „А тебе становилось интересно?“

Он: „Ведь я был внутри, в клозете, когда она там была“.

(Это соответствует действительности: хозяева нам это рассказали, и я припоминаю, что мы запретили Гансу делать это.)

Я: „Ты ей говорил, что хочешь пойти?“

Он: „Я входил сам и потому, что Берта мне это разрешила. Это ведь не стыдно“.

Я: „И тебе было бы приятно увидеть Вивимахер?“

Он: „Да, но я его не видел“.

Я напоминаю ему сон в Гмундене относительно фантов и спрашиваю: „Тебе в Гмундене хотелось, чтобы Берта помогла тебе сделать „виви“?“

Он: „Я ей никогда этого не говорил“.

Я: „А почему ты этого ей не говорил?“

Он: „Потому что я об этом никогда не думал (прерывает себя). Когда я обо всем этом напишу профессору, глупость скоро пройдет, не правда ли?“

Я: „Почему тебе хотелось, чтобы Берта помогла тебе делать „виви“?“

Он: „Я не знаю. Потому что она смотрела“.

Я: „Ты думал о том, что она положит руку на Вивимахер?“ Он: „Да. (Отклоняется.) В Гмундене было очень весело. В маленьком саду, где растет редиска, есть маленькая куча песку, там я играл с лопаткой“. (Это сад, где он делал „виви“.)

Я: „А когда ты в Гмундене ложился в постель, ты трогал рукой Вивимахер?“

Он: „Нет, еще нет. В Гмундене я так хорошо спал, что об этом еще не думал. Только на прежней квартире и теперь я это делал“.

Я: „А Берта никогда не трогала руками твоего Вивимахера?“