Эдипов комплекс. Мама, я люблю тебя

Он: „Она этого никогда не делала, потому что я ей об этом никогда не говорил“.

Я: „А когда тебе этого хотелось?“

Он: „Кажется, однажды в Гмундене“.

Я: „Только один раз?“

Он: „Да, чаще“.

Я: „Всегда, когда ты делал „виви“, она подглядывала, — может, ей было любопытно видеть, как ты делаешь „виви“?“

Он: „Может быть, ей было любопытно видеть, как выглядит мой Вивимахер?“

Я: „Но и тебе это было любопытно, только по отношению к Берте?“

Он: „К Берте и к Ольге“.

Я: „К кому еще?“

Он: „Больше ни к кому“.

Я: „Ведь это неправда. Ведь и по отношению к маме?“

Он: „Ну, к маме, конечно“.

Я: „Но теперь тебе больше уже не любопытно. Ведь ты знаешь, как выглядит Вивимахер Анны?“

Он: „Но он ведь будет расти, не правда ли?“[104]

Я: „Да, конечно… Но когда он вырастет, он все-таки не будет походить на твой“.

Он: „Это я знаю. Он будет такой, как теперь, только больше“.

Я: „В Гмундене тебе было любопытно видеть, как мама раздевается?“

Он: „Да, и у Анны, когда ее купали, я видел маленький „виви“ niacher“.

Я: „И у мамы?“

Он: „Нет!“

Я: „Тебе было противно видеть мамины панталоны?“

Он: „Только черные, когда она их купила, и я их увидел и плюнул. А когда она их надевала и снимала, я тогда не плевал. Я плевал тогда потому, что черные панталоны черны, как Люмпф, а желтые — как „виви“, и когда я смотрю на них, мне кажется, что нужно делать „виви“. Когда мама носит панталоны, я их не вижу, потому что сверху она носит платье“.

Я: „А когда она раздевается?“

Он: „Тогда я не плюю. Но когда панталоны новые, они выглядят как Люмпф. А когда они старые, краска сходит с них, и они становятся грязными. Когда их покупают, они новые, а когда их не покупают, они старые“.

Я: „Значит, старые панталоны не вызывают в тебе отвращение?“

Он: „Когда они старые, они ведь немного чернее, чем Люмпф, не правда ли? Немножечко чернее“[105].

Я: „Ты часто бывал с мамой в клозете?“

Он: „Очень часто“.

Я: „Тебе там было противно?“

Он: „Да… Нет!“

Я: „Ты охотно присутствуешь при том, когда мама делает „виви“ j или Люмпф?“

Он: „Очень охотно“.

Я: „Почему так охотно?“

Он: „Я этого не знаю“.

Я: „Потому что ты думаешь, что увидишь Вивимахер?“

Он: „Да, я тоже так думаю“.

Я: „Почему ты в Лайнце никогда не хочешь идти в клозет?“ (В Лайнце он всегда просит, чтобы я его не водил в клозет. Он один раз испугался шума воды, спущенной для промывания клозета.)

Он: „Потому что там, когда тянут ручку вниз, получается большой шум“.

Я: „Этого ты боишься?“

Он: „Да!“

Я: „А здесь, в нашем клозете?“

Он: „Здесь — нет. В Лайнце я пугаюсь, когда ты спускаешь воду. И когда я нахожусь в клозете и вода стекает вниз, я тоже пугаюсь“.

Чтобы показать мне, что в нашей квартире он не боится, он заставляет меня пойти в клозет и спустить воду. Затем он мне объясняет: „Сначала делается большой шум, а потом поменьше. Когда большой шум, я лучше остаюсь внутри клозета, а когда слабый шум, я предпочитаю выйти из клозета“.

Я: „Потому что ты боишься?“

Он: „Потому что мне всегда ужасно хочется видеть большой шум (он поправляет себя), слышать, и я предпочитаю оставаться внутри, чтобы хорошо слышать его“.

Я: „Что же напоминает тебе большой шум?“

Он: „Что мне в клозете нужно делать Люмпф“ (то же самое, что при виде черных панталон).

Я: „Почему?“

Он: „Не знаю. Нет, я знаю, что большой шум напоминает мне шум, который слышен, когда делаешь Люмпф. Большой шум напоминает Люмпф, маленький — „виви““ (ср. черные и желтые панталоны).

Я: „Слушай, а не был ли омнибус такого же цвета, как Люмпф?“ (По его словам — черного цвета.)

Он (пораженный): „Да!“»

Я должен здесь вставить несколько слов. Отец расспрашивает слишком много и исследует по готовому плану, вместо того чтобы дать мальчику высказаться. Вследствие этого анализ становится неясным и сомнительным. Ганс идет по своему пути, и когда его хотят свести с него, он умолкает. Очевидно, его интерес, неизвестно почему, направлен теперь на Люмпф и на «виви». История с шумом выяснена так же мало, как и история с черными и желтыми панталонами. Я готов думать, что его тонкий слух отметил разницу в шуме, который производят при мочеиспускании мужчины и женщины. Анализ искусственно сжал материал и свел его к разнице между мочеиспусканием и дефекацией. Читателю, который сам еще не производил психоанализа, я могу посоветовать не стремиться понимать все сразу. Необходимо ко всему отнестись с беспристрастным вниманием и ждать дальнейшего.

«11 апреля. Сегодня утром Ганс опять приходит в спальню и, как всегда в последние дни, его сейчас же выводят вон.

После он рассказывает: „Слушай, я кое о чем подумал. Я сижу в ванне[106], тут приходит слесарь и отвинчивает ее[107]. Затем берет большой бурав и ударяет меня в живот“».

Отец переводит для себя эту фантазию: «Я — в кровати у мамы. Приходит папа и выгоняет меня. Своим большим пенисом он отталкивает меня от мамы».

Оставим пока наше заключение невысказанным.

«Далее он рассказывает еще нечто другое, что он себе придумал: „Мы едем в поезде, идущем в Гмунден. На станции мы начинаем надевать верхнее платье, но не успеваем этого сделать, и поезд уходит вместе с нами“.