Эдит Пиаф

Это случилось в воскресенье. У Эдит было два концерта: дневной и вечерний. Она их провела как обычно, но в машине английского посольства разволновалась. А Эдит не так легко было поразить! Улица - хорошая школа, там учишься не дрейфить. Только там не встречаешь королев! Шофер был англичанин. Немыслимо было и пытаться поговорить с ним о Елизавете.

Перед выходом на сцену у Каррера Эдит перекрестилась, постучала по дереву - словом, исполнила весь обычный ритуал и сказала мне: "Я должна быть сегодня лучше всех. Я представляю Францию. Сама будущая английская королева приехала на меня посмотреть". (Для нас, обычных парижан, она была все равно что королева!)

И она спела от всего своего французского сердца.

После концерта в гримерной ее ждал заведующий протокольным отделом, очень представительный человек, произносивший гладкие фразы, которые мы не привыкли слушать. Он сообщил о желании принцессы пригласить Эдит разделить с нею ужин...

Это было так произнесено, как будто Эдит оказывает ей честь. Вот что значит "вежливость королей".

Эдит ответила согласием, но я чувствовала, что сейчас было бы в самый раз поднести ей стаканчик рома, который дают выпить приговоренному к казни. В следующий момент ее охватила паника, и она бросила взгляд на меня. "Это невозможно. Одна я не могу. Только с моей сестрой". Раз я была членом ее семьи, возражений не последовало. Глава протокола оставил нас на несколько минут, чтобы мы приготовились. Эдит была совершенно растерянна. Она пыталась собраться с мыслями, но ничего не получалось.

"Момона, как приседают? Как разговаривают с королевой? А,

ладно, в конце концов она женщина, как всякая другая. Пошли!"

Легко говорить! Думала она иначе.

У Елизаветы была приятная улыбка, она подала Эдит руку. Эдит быстро изобразила нечто вроде реверанса. Вряд ли шеф протокола когда-либо видел подобное. Принцесса усадила Эдит рядом с собой. Я оказалась напротив Елизаветы и Филиппа.

Я не смела поднести бокал к губам, Эдит также. Разговор шел очень странный. Я слушала его как в тумане.

"Понимаете, я пела не так хорошо, как бы мне хотелось спеть

для вас. У меня сегодня было два концерта - дневной и вечерний.

Сорок две песни с трех часов до двенадцати - большая нагрузка.

Голос садится...".

Принцесса улыбалась. Она всячески старалась успокоить Эдит и на великолепном французском языке - нам так говорить и не снилось - произносила фразы, смысл которых, если перевести на нашу речь, означал: "Совершенное исполнение", "Напрасное беспокойство", "Большой талант".

Я в ужасе слушала, как Эдит все время повторяет: "Да, но если бы вы меня слышали не после двух концертов... Вот тогда бы вы поняли..."

И так без конца. Больше она ничего не могла придумать. Да и что могли придумать за столом принцессы две бывшие девицы из заведения Лулу? Мы были как в столбняке.

У Елизаветы была приятная улыбка, чисто английская, но очаровательная. Она отвечала Эдит: "Я понимаю вас..."

Мыслимое ли дело! Что у нас могло быть общего с женщиной, всосавшей королевские манеры с молоком матери?

Наконец, принцесса сообщила, что ее отец, Георг V, был бы рад иметь в своей коллекции пластинок записи песен Эдит. Это был деликатный способ дать понять, что Эдит Пиаф понравилась бы королю.

В наивной простоте Эдит ответила: "Хорошо. Завтра пришлю; где вы остановились?" (!)

Наконец все кончилось. Мы уехали. Все прошло как сон. Мы даже не поняли, сколько времени это длилось.

Когда мы остались одни, Эдит сказала: "А у нее мужик что надо!" И она повторила несколько раз на разные лады: "Я сегодня чокалась с принцессой и ее герцогом! Жаль, что Марсель не видел, вот бы он гордился мной. В беседе я, кажется, не блеснула, а, Момона? Но со стороны рядом с ней, наверно, выглядела прилично..."

Знаменитый матч Сердана с Тони Залем приближался. Марсель упорно тренировался, и мы вместе с ним. Эдит относилась к этому очень серьезно, а когда она к чему-нибудь серьезно относилась, ничем другим мы не занимались.

Люсьен Рупп надоедал ей ужасно. Он без конца повторял: "Эдит, ты любишь своего чемпиона? Тогда не слишком увлекайтесь любовью, ноги становятся вялые, а Тони Заль быстр, как метеор. Когда Марсель ест у тебя, следи за его диетой. И пусть он не засиживается по вечерам. Он должен спать, как ребенок, десять часов в сутки".

"Морочит мне голову твой дружок",- говорила Эдит Марселю, смеясь.

Когда Марсель бывал в Париже, мы вели странную жизнь. Он ложился спать вместе с курами. Эдит, которая давала концерты, ложилась в четыре утра, я тоже, но вставала я раньше Марселя, около восьми часов, чтобы приготовить ему фруктовый сок. Едва все было готово, как появлялся Марсель. Он - свеж, как огурчик, я - в полусне. Позади Марселя, в таком же голубом спортивном костюме ("Сборная Франции"), я совершала утреннюю пробежку. Посмотреть один раз, как я подпрыгивала за чемпионом,- никакого театра не надо!

В доме у нас температура начинала подниматься. Эдит, которая совершенно не интересовалась спортом и абсолютно в нем не разбиралась, спрашивала всех и каждого: "Вы понимаете в боксе?"