– Ты согласна? – спросил он дважды, не давая угаснуть своим ничтожным душевным переживаниям.
Я уставилась на наш домик.
– Послушай, у тебя лицо красное, опухшее.
– Я заснула. Должно быть, сгорела, – равнодушно сказала я.
– Как бы не хватил солнечный удар. Хочешь, я принесу чего-нибудь выпить? Фруктовый сок или…
Я качала головой. Где-то у дома послышался птичий гомон, похожий на ссору двух влюблённых.
– Знаешь, кто такой амбидекстр? – спросила я.
– Конечно. Леонардо да Винчи, например. Это человек, хорошо владеющий обеими руками. А что?
Я пожала плечами, как будто это заковыристое слово я только что подслушала у птиц, и сказала:
– Боюсь, злая мачеха меня теперь не отпустит.
Нино нервно рассмеялся.
– Ты ведь несерьёзно?
Я дала понять, что вполне серьёзно. Он тут же успокоился и произнёс:
– Я обсужу это с ней.
Теперь я улыбнулась.
– Ты очень смел. Ты когда-нибудь бывал у Валентины в комнате?
Нино покачал головой.
– А что?
– Нет, ничего.
Он поглядел на балкон с бугенвиллеей, на плотно зашторенные французские двери, ничего не понял и снова воззрился на меня, его брови застыли в смятении.
– Так что… насчёт нас? – спросил он.
Я подумала. Когда я лежала и не видела его, мне было необычайно хорошо. Была ли в том его заслуга? Или на его месте мог быть кто угодно? А если так, то какая вообще разница? Я просто закрою глаза и буду наслаждаться, как и планировала с самого начала.
Я просто улыбнулась в ответ.
Глава 8
Нино, как и обещал, всё уладил с крёстной без моего присутствия. Я же стала с апатией относиться к происходящему. Раз я была упавшей в реку веткой, то решила беззаботно дать себя нести.
Вечером я вышла из спальни, на губах у меня играл малиновый вкус бальзама, он вызывал приятное беспокойство и надежды. Я погляделась в зеркало, висевшее в коридоре. Платье не сильно примялось с прошлого раза, я убрала с плеч волосы. И в этот момент спустилась Валентина. Я невольно наморщила лоб. Она была одета в домашнее, лицо без косметики, волосы без причёски. Значит, мы никуда не едем.
– Вы же обещали, – почти без сил сказала я. – Мне казалось, вы всё уладили…
Она подошла ко мне совсем близко.
– Девочка моя, я хочу помириться. Хочу, чтобы мы обе стали доверять друг другу. Прими от меня, пожалуйста, это.
Она протянула крестик на тоненькой цепочке из серебра, он упал мне в ладонь. Я смутно представляла, что происходит.
– Ты носила такой, когда была маленькой. Надень его, чтобы я могла быть за тебя спокойна.
– Вы выпили? – спросила я, дав волю языку.
Валентина ответила кроткой улыбкой.
– Сегодня я остаюсь дома и не буду вам мешать.
– Вы это всерьёз или сейчас вы рассмеётесь и окажетесь самой подлой крёстной матерью всех времён?
Её рука коснулась моей припухшей щеки.
– Нино уже ждёт. Ты хороша.
Я сконфуженно двинулась к выходу. Уж я была хороша! Особенно хороша была левая моя щека, кстати, которая со значительной частью меня не верила в синьорину искренность. Но вот я в дверях, уже кидала взгляд на прощанье, а коварного смеха так и не случилось.
– Наденьте крестик, дорогая, – напомнила мне Валентина.
Что же задумала ведьма?
Я вышла на улицу, выполняя синьорину просьбу. Крестик коснулся меня и, когда я застегнула цепочку, оказался чуть ниже яремной ямки. Нино ожидал у машины, он был холён, выбрит, от него дорого пахло, но не лилиями. Он ничего не говорил и был гораздо красивее, чем днём, его волосы отливали матовым светом фонарей. Он помог мне сесть и продолжал молчать и загадочно улыбаться всю дорогу. Меня это подкупило, настроение поднялось, я поощрила его старания, сказав, что звёзд сегодня действительно больше, что они выше и ярче, всё как он обещал. Мы заехали в бар, где выпили вина, где Нино обронил единственную за вечер глупость (о том, как крестик шёл моим глазам), где мы поняли, что оба не голодны, и откуда отправились прямиком на танцы.
Всё шло, как я желала, и поцелуй случился, когда мне он понадобился. Манёвры Нино становились убедительнее, его поцелуи – интимнее, наглее. Не казалось ли мне? Не занижала ли я планку? Пока я раздавала Нино оценки за действия, его тонкие руки вдруг обрели силу, он сильно прижал меня к себе, без особой нежности, крестик впился мне в шею. Помню, ещё тогда глубоко внутри я приняла это за нехороший знак. Нино продолжал руководить мной, не отступая, не давая мыслями уйти от него, стал яростно целовать меня. Похоже, он слепо принимал внешнюю грубость за внутреннюю уверенность. Ему категорически не шла любая резкость. Это моя вина. Я бы предпочла его прежнего. Но не брошу же я его в третий раз, тем более сейчас, когда он был не собой только ради меня.
Тогда же мы решили идти дальше. Мы прогулялись до отеля в нескольких кварталах, швейцар приветствовал Нино по фамилии, той, которой был отведён лучший номер на самом верху, «ближе к звёздам». На столе встречало шампанское в ведре со льдом, на кровати – шелка и цветы.
Нино позволил себе оставаться собой в вопросах буржуазности, несмотря на то что исполнял прежде всего