Эдвард Мунк. Биография художника

А тут еще – в который раз! – Мунком овладели мысли, что он не может заботиться о своей семье как должно. А кроме того, его «продолжают преследовать враги»… В рождественском письме домой он достигает поистине библейских высот, клеймя преступления Туллы. Мунк пишет, что она очень дорого обошлась ему – в прямом смысле слова! – так как на какое-то время лишила способности работать. По нему выходит, что тете Карен и Ингер приходится надрываться именно по вине Туллы, которая способна «украсть последнее у неимущих – отберет последнего ягненка» и т. д. В действительности все это красноречие было применено для того, чтобы объяснить, почему он не может послать им денег к Рождеству. Тетя отлично понимает, в чем дело (хотя ей вряд ли известно, сколько у Мунка денег уходит на спиртное), и бодро отвечает, что ей нравится продавать свои поделки людям – это, мол, занятие интересное – и что Эдвард и так уже прислал им немало денег.

Еще хуже стало, когда отменил заказ на портрет сенатор Гольтгузен, – видимо, до него дошли слухи о непредсказуемости Мунка. Но Мунк все равно поехал в Гамбург, потому что через Кольмана ему удалось получить еще один заказ – портрет в полный рост дочери баснословно богатого банкира Варбурга. Тут все вроде бы прошло нормально: портрет был написан, и деньги за работу получены. Тем не менее состояние художника начало внушать окружающим серьезные опасения. Позднее Мунк рассказывал о приступах галлюцинаций, которые ему удавалось снять только при помощи… большого количества спиртного.

Все же 4 января 1905 года он навестил Шифлера, и они приятно провели время. Он немного помог Шифлеру с каталогом, потом попил чаю с фрау Луизой, был словоохотлив и много рассказывал о своем детстве и юности. Шифлеры даже запланировали совместное с Мунком посещение театра через два дня, но в театр художник не явился, сообщив, что заболел гриппом, – как известно, грипп служил у него отговоркой на все случаи жизни. В следующий свой визит к Шифлерам Мунк был совсем другим – он казался рассеянным и замкнутым.

Из Гамбурга Мунк вернулся в Любек; физическое и психическое его состояние оставалось очень нестабильным. В письме, датируемом концом января, он пишет: «И в Гамбурге, и в Любеке я чувствовал себя отвратительно – не мог думать, не мог работать, – наверное, все это из-за нервного напряжения в сочетании с гриппом». Правда, «борьбе с гриппом» немного помогла хвалебная рецензия, присланная Шифлером. «Я начинаю опасаться, что превращаюсь во всеобщего любимца», – не без удовольствия пишет Мунк.

К счастью, вскоре Мунк пришел в себя, а в конце января – начале февраля он получил приглашение посетить Прагу в связи с организованной там выставкой. И Линде, и Кольман отговаривали его от поездки, последний даже привел довольно странный аргумент, что картины Мунка лучше продаются на выставках в его отсутствие. Мунк не послушался, заявив, что собирается только на открытие и пробудет в Праге от силы пару дней.

Организатором выставки выступило общество поклонников искусства «Манес». О Мунке в Богемии слышали, в прошлом году несколько его картин демонстрировались на весенней выставке в Праге, а Пшибышевский напечатал о нем статью в одном чешском журнале. Но самое сильное впечатление на пражан произвела, конечно, огромная ретроспектива 1904 года в Вене, культурном и административном центре Габсбургской империи; именно там пражские ценители живописи впервые обратили внимание на норвежского художника. В качестве обоснования сильного интереса к Мунку в Праге открыто говорилось о том, что он модернист, но не… немец. Многочисленные националисты огромной империи, само собой, находились в оппозиции к доминирующей немецкой культуре.

Позднее Мунк назвал выставку в Праге одной из четырех лучших выставок за всю свою долгую карьеру художника. Согласно каталогу, он представил 75 картин и 46 графических работ. Среди них – фриз и многие другие лучшие свои произведения.

Чешская публика моментально отреагировала на картины Мунка. Очень скоро в прессе появились подробные статьи, посвященные его творчеству. Не все были хвалебными, но даже самые ярые критики демонстрировали искренний интерес к художнику. Молодые пражские коллеги Мунка были в восторге – в последующие годы многие их работы будут создаваться под сильным прямым или косвенным воздействием Мунка. Да и сам Мунк чувствовал внутреннее родство с чешскими коллегами:

Я провел с вами в Праге поистине удивительные и незабываемые дни, о которых всегда буду вспоминать, – я был словно в прекрасном сне. Я также был очень рад познакомиться с талантливыми художниками, чьи творческие устремления, на мой взгляд, имеют много общего с нашими… Та же жажда свободы и новизны – возможно, причиной этого являются сходные природные и социальные условия…

Пражане всеми способами показывали, что приезд Мунка для них большая честь. Ему оказали поистине королевский прием, и он хотел, чтобы об этом узнали и дома, в Норвегии, – правда, не во всех подробностях. Равенсберг получил инструкции передать газетам следующее: