Эдвард Сноуден. Личное дело

Тотальное разоблачение тотального аппарата массового слежения – не мной, но средствами массовой информации (а это, де-факто, четвертая ветвь власти правительства США) – защищено Биллем о правах: это единственный ответ, соответствующий масштабу преступления. Можно было просто раскрыть конкретное злоупотребление или ряд злоупотреблений, которое агентство могло бы пресечь (или сделать вид, что пресекло), оставив в тени нетронутым весь остальной аппарат. Вместо этого я решил предать огласке единственный, но всеобъемлющий факт: мое правительство разработало и применило глобальную систему массовой слежки без ведома и согласия на то своих граждан.

«Дующие в свисток» могут быть порождены обстоятельствами на любом уровне работы учреждения. Но цифровая технология привела нас в ту эпоху, когда впервые за всю описанную историю эти люди появляются из низов иерархической пирамиды, где традиционно меньше всего заинтересованных в поддержании статуса-кво. А в разведсообществе, как практически в каждом гигантском, децентрализованном учреждении, которое полагается на компьютеры, низшие уровни кишат техническими специалистами вроде меня. Узаконенный доступ таких специалистов к инфраструктуре компании находится в невероятной диспропорции к их формальной возможности влиять на решения, принимаемые учреждением. Говоря иначе, существует дисбаланс между тем, что эти работники должны знать в их должности, и тем, что они способны узнать; дисбаланс между незначительной властью поменять культуру учреждения и большой властью адресовать свою обеспокоенность всему обществу. Хотя подобными технологическими привилегиями, конечно, могут злоупотребить (в конце концов, большинство системщиков имеют доступ ко всем файлам), наивысшая привилегия заключена в самой технологии. Технические специалисты, пытающиеся сообщить о систематическом злоупотреблении технологиями, обязаны сделать больше, чем просто вынести свои находки на публику, если важность этих находок должна быть понята. Их долг – контекстуализировать свои находки, объяснить их подробно.

Примерно несколько десятков человек, находящихся в наиболее выгодном положении в мире, сидели вокруг меня в Туннеле. Мои коллеги-технари приходили туда каждый день, садились за свои терминалы и продолжали выполнять свою работу. Они не вникали в происходящие злоупотребления, им было просто нелюбопытно, и это отсутствие любопытства делало их не злодейскими, а трагическими фигурами. Не важно, что привело их в разведку, патриотизм или оппортунизм, – но, войдя внутрь машины, они сами сделались машинами.

Четвертая власть

Нет ничего тяжелее, чем жить с тайной, которую никому нельзя открыть. Лгать незнакомым, прикрываясь своей легендой, скрывать тот факт, что твой офис находится под самым секретным ананасовым полем в мире, может считаться таким примером, но, по крайней мере, ты в этой лжи – часть команды. И раз это ваш общий секрет, то и бремя ваше – общее. Все это так грустно, но и смешно – немного…

Когда же у вас есть настоящий секрет, который вы не можете открыть никому, даже смех будет ложью. Я мог бы говорить о своих переживаниях, но никогда – о том, куда они могут меня завести. До конца жизни я буду помнить, как пытался объяснить коллегам, что наша работа нарушает клятвы, которые мы давали, а они, пожимая плечами, говорили в ответ: «Ну что поделать?» Я терпеть не могу эту фразу, это чувство смирения, это чувство поражения, но, значит, оно еще властвует над тобой, если ты спрашиваешь себя: «А правда – что?»

Когда ответ нашелся, я решил стать «дующим в свисток». Но шепнуть Линдси, любви всей моей жизни, хоть словечко об этом решении – означало бы подвергнуть наши отношения еще более жестоким испытаниям, чем если бы я не говорил вообще ничего. Не желая причинять ей больший вред, чем тот, с которым уже примирился, я молчал и был одинок в своем молчании.

Я думал, одиночество и уединенность дадутся мне легче, или по крайней мере легче, чем моим предшественникам из числа разоблачителей. Разве не был каждый шаг в моей жизни своего рода подготовкой к этому решению? Разве я не привык быть один после всех этих лет тишины и завороженного сидения перед экраном? Я был хакер-одиночка, начальник ночной вахты, хранитель ключей от пустого офиса. Но я был и живой человек тоже, и отсутствие единомышленников переживал тяжело. Каждый день для меня стал борьбой, каждый день я терпел поражение в попытке примирить мораль и закон, долг и желания. У меня было все, чего бы я ни желал: любовь, семья, успех – гораздо больше, чем я заслуживал. Я жил в Эдеме, в райских кущах, – и лишь один плод был для меня запретным. Казалось бы, что проще? Просто подчиняйся правилам!