Эдвард Сноуден. Личное дело

Эти мужчины, как и большинство мужчин в моей семье, были моряками, офицерами Континентального флота, которые в защиту своей новой родины несли службу в море. Во время революции они служили на 32-пушечном парусном фрегате «Уоррен» под командованием коммодора Изека Хопкинса, командующего Континентальным флотом. Хопкинс был ленивым и несговорчивым лидером, который отказывался вводить свой корабль в бой. Офицеры также свидетельствовали, что он бил и морил голодом британских военнопленных. Десять членов экипажа, офицеры фрегата «Уоррен», посоветовавшись со своей совестью и поразмыслив о дальнейшей судьбе, решили обратиться с жалобой к вышестоящему начальству, составив в Морской комитет следующую петицию:

Глубокоуважаемые джентльмены!

Мы, представляющие вам эту петицию, служим на борту корабля «Уоррен» с искренним желанием и твердым устремлением оказать как можно большие услуги нашей стране. Мы все еще испытываем тревогу о благоденствии Америки и не желаем ничего так же искренне, как видеть ее мир и процветание. Мы готовы рисковать всем, что нам дорого, и, в случае необходимости, пожертвовать самой жизнью ради блага страны. Мы полны желания активно защищать наши конституционные свободы и права против несправедливых и жестоких притязаний тирании и против притеснений; но ввиду сложившихся на борту фрегата обстоятельств мы не представляем себе дальнейшей службы в нашем теперешнем положении. Мы пребываем в таком положении в течение уже долгого времени. Мы лично хорошо знакомы с подлинным моральным обликом и поведением капитана нашего корабля Коммодора Хопкинса, и мы избираем, не имея более удобной возможности, прибегнуть к этой правдивой и смиренной петиции в почтенный Морской комитет, чтобы там справились об его облике и поведении, ибо мы полагаем, что его облик и поведение таковы, что он виновен в таких преступлениях, которые выставляют его непригодным для того поста, который он сейчас занимает, каковые преступления мы, нижеподписавшиеся, можем в достаточной степени удостоверить.

По получении этого письма Морской комитет провел расследование по делу коммодора Хопкинса. Тот ответил увольнением офицеров и команды, в приступе ярости возбудив дело о клевете против мичмана Самюэля Шо и третьего помощника Ричарда Марвена – тех двух офицеров, которые признались, что были авторами петиции. Дело рассматривалось судом на территории Род-Айленда, последним колониальным губернатором которого был Стивен Хопкинс – родной брат коммодора, принимавший участие в подписании Декларации независимости.

Дело было передано судье, назначенному губернатором Хопкинсом, но до начала судебных заседаний Шо и Марвена спас их товарищ, морской офицер Джон Грэннис, который нарушил субординацию и изложил суть дела непосредственно Континентальному конгрессу. Континентальный конгресс был также встревожен создавшимся прецедентом, разрешив жалобу на служебные злоупотребления военных моряков, попавших под уголовное преследование за клевету, и вмешался в процесс. Тридцатого июля 1778 года конгресс отстранил коммодора Хопкинса от должности, а мичман Шо и третий помощник Марвел получили от казначейства законную компенсацию. Таким образом, это решение единодушно было признано в Америке законом о защите осведомителей, сообщающих о злоупотреблениях. Закон провозглашал: «…долг каждого лица, находящегося на службе Соединенным Штатам, равно как и всех прочих жителей …дать как можно более раннюю информацию Конгрессу или иному представителю власти о любом невыполнении обязанностей, мошенничестве или нарушениях дисциплины, допущенных любым должностным лицом или лицом на государственной службе, о которых ему стало известно».

Закон подарил мне надежду – и дает ее мне до сих пор. Как в роковой час революции, когда самое существование страны было поставлено на карту, конгресс признал не факт идейного расхождения в принципах, а закрепил этот факт в качестве примера исполнения долга. Однако во второй половине 2012 года я был полон решимости исполнить мой долг самостоятельно, хотя знал, что свои разоблачения я буду делать в иные времена – более комфортные и более циничные. Немногие, если вообще кто-либо, из моих начальников в разведке стали бы рисковать своими карьерами за те же американские принципы, за которые постоянно рискуют своей жизнью американские военнослужащие. И в случае соблюдения субординации и донесения вышестоящему руководству (в разведорганах это называется «соответствующими каналами») у меня нет той возможности, которая была у десяти моряков из команды «Уоррена». Нет в этой иерархии подчиненности того, кто надзирал бы за агентством, они все заодно.