Ее город

— Все очень просто: я не могу допустить, чтоб ты прямо в лавке изменяла мужу. Почему? Причина тоже очень проста: мне будет стыдно смотреть в лицо Чжоу Юаню, вашим родителям и всем соседям по улице Шуйтацзе. Ты сама меня вынудила произнести это! Не хотела я тебя позорить, но ты бессовестная!

— Изменять? — опешила Фэн Чунь. — Да что я такое сделала?! Это, по-твоему, называется изменой?! — Фэн Чунь по-прежнему не признавала свою ошибку.

Сестрица Ми обычно всего добивалась добрым словом, но сейчас она рассвирепела. Отшвырнула в сторону сигарету и сказала:

— Ты меня еще поучи тут! Твою ж мать! Да, физически ты не изменяла, но в душе-то у тебя разве ничего не произошло?! Вы флиртовали у меня перед носом, как будто меня не существует. Он тебе без всякой причины подарил две сотни юаней — просто за то, что ты ему ботинки почистила? Совсем ненормальный, что ли? А ты, видимо, всем сердцем прикипела к моей лавке, раз заявилась ночью и спать мне не даешь? Да ты боишься, что я тебя выставлю и лишу возможности снова увидеться с этим парнем! Ты же его ждешь, чувствуешь, что он вернется. Уже придумала себе красивую сказку, сама для себя фильм сняла. Считаешь, что сумеешь скрыть от меня эти свои романтические порывы?! Вы с ним не обменялись контактами, так что моя лавка — единственное место, где вы можете снова увидеться, разве нет? Фэн Чунь, вот что я тебе скажу, и хочу, чтобы ты зарубила это себе на носу: мы обе должны быть прямолинейны, но в меру. Я к тебе отношусь как к здравомыслящему человеку, а ты ведешь себя черт-те как. Твою мать, ты вздумала мне тут нотации читать, а сама-то еще малявка! Сколько пудов соли ты съела? Сколько мостов перешла? Сколько убытков претерпела? Свидетельницей скольких романов была?!

На самом деле мысли Фэн Чунь путались, она сама еще не разобралась в том, что с ней происходит, а сестрица Ми разом ее разоблачила. Фэн Чунь было ужасно стыдно, лицо ее нестерпимо горело, она хотела оправдаться, но нужных слов не нашла и облачила гнев в высокопарные слова, процитировав «Шицзин»[20]:

— Утки, я слышу, кричат на реке предо мной,
Селезень с уткой слетелись на остров речной…
Тихая, скромная, милая девушка ты,
Будешь супругу ты доброй, согласной женой[21]

.

И продолжила:

— Несколько тысяч лет назад древние люди уже все отлично описали. Ты понимаешь, что восхищение мужчины женщиной — естественные, здоровые, нормальные отношения? Так зачем все опошлять? Недаром говорят, что самое ядовитое — женское сердце. У самой не было любви, и ты не хочешь, чтобы она была у других. Я всегда считала, что ты хорошая женщина, а оказывается, у тебя черное сердце!

Сестрица Ми не ожидала, что Фэн Чунь покажет острые зубы. Слова девушки глубоко ранили ее. Она с силой хлопнула по перилам и взревела:

— Что за вздор! С чего ты взяла, что у меня не было любви?! Может, ты с моим мужем спала и была его любовницей?!

— Сестрица Ми, ну зачем оскорблять! Кто не знает, каким человеком был Сун Цзянтао? Вся улица знала! Я же не глухая и не слепая. Да, среди друзей он был душой компании, а к тебе-то как относился? Он любил вкусно поесть, выпить, а еще считался игроком и ходоком — кому это не известно? В вашем магазине штор он открыто заигрывал с покупательницами всех возрастов — то за грудь трогал, то за попу щипал. Ты что думаешь, глаз у соседей нет?!

— Хватит! — осадила Фэн Чунь сестрица Ми. Она прикрыла глаза, вздохнула, поднялась на пару ступеней по темной и крутой лестнице и повторила: — Хватит. Я-то думала, ты у нас университет окончила, а грубишь, как базарная торговка. Я тебя презираю. Почему Чжоу Юань на тебя забил? Теперь я наконец понимаю. Достаточно ты на меня помоев вылила? Считай, мы квиты. А теперь пошла вон!

С этими словами сестрица Ми оттолкнула Фэн Чунь. Застигнутая врасплох, девушка упала прямо на лестнице. Сестрица Ми безо всяких колебаний перешагнула через Фэн Чунь со словами:

— Если ты не уйдешь, то я уйду! Устроит тебя?

Фэн Чунь расплакалась, как обиженный ребенок. Дверь наверху открылась, и возникшая в проеме свекровь сестрицы Ми позвала невестку.

Сестрица Ми застыла на месте, потом повернулась и пробормотала:

— Мама, прости, мы тебя разбудили.

Свекровь велела:

— Помоги Чунь подняться ко мне.

Сестрица Ми на мгновение замешкалась, но все же послушалась свекрови и наклонилась, чтобы помочь. Стоило ей дотронуться до девушки, как та вскочила сама и поспешно воскликнула:

— Спасибо!

В ее словах звучало сожаление. Она хотела перестать плакать, но не могла сдержать рыданий.