Ее превосходительство адмирал Браге

Мытарь появился у ворот Филипповой Горы в полдень. То ли специально так подгадал, то ли попросту случай вышел. Виктор его почувствовал загодя, издалека, с поворота дороги, уловив «образ целенаправленного движения», но прятаться не стал. С чего бы? Татей он не боялся, знал, что, если не отобьется, то уж наверняка убежит и скроется в тайге, а больше ему, — так он считал по наивности, — опасаться в этом медвежьем углу было некого. Поэтому, пока незнакомец медленно преодолевал подъем, Виктор продолжал рубить дрова. До зимы было уже рукой подать, а крепостица ему в наследство досталась старая и ветхая, и починить жилые помещения в одиночку нечего было и думать. Поэтому жил он на бывшей кухне, перетащив туда из горниц и светелок «красного терема» кое-что из уцелевшей мебели. Кухня находилась в цокольном этаже и отапливать ее было проще, тем более, что махонькие оконца под потолком Виктор заложил битым кирпичом, заткнув щели мхом. Но все равно дров на зиму требовалось много, вот он и старался.

— Есть кто живой? — окликнул молодой мужской голос из-за закрытых наглухо ворот.

Человек был один и приехал верхом. Это Виктор уже знал. Теперь вот определился и с возрастом.

— Погодь, мужик! — откликнулся Виктор. — Сейчас на стену выберусь, поговорим.

— А калитку открыть не судьба?

— С чего бы? — Виктор бросил топор-колун рядом с колодой и бегом взбежал на стену. Со стороны двора она была едва ли выше двух метров, и пары нетолстых бревен с зарубками, положенных в виде аппарели, вполне хватало, чтобы подняться на оборонительную галерею.

— Здоров будь, отрок! — приветствовал его мужчина, одетый в темно-зеленый мундир гражданского чиновника.

— И вам доброго дня! — Вежливо ответил Виктор, вставая на край стены. — С чем пожаловали, сударь?

— Хозяина позови! — Ну и то сказать, одет Виктор, как крестьянский сын, в домотканые порты и рубаху, и это чиновник еще не видел его босых ног.

— К твоим услугам, — усмехнулся Виктор в ответ, переходя с вежливого «вы» на спесивое дворянское «ты».

— Хочешь сказать, ты дворянин Петр Якунов? — прищурился мужчина.

— Хочу сказать, что я его внук и наследник, — зло, как и подобает «взбрыкнувшему» шляхтичу, объяснил Виктор. — Я Виктор Якунов, плоть от плоти посадника Захария Якунова, дворянин и владетель. А ты кто таков будешь, мил человек?

За многие века войн и торговли Новгород, превратившийся позже в Себерию, воспринял немало терминов и понятий, существовавших в европейской культуре и германских языках. Так в русском языке появились «дворяне», «графы» и «бароны», «замки» и «феоды» и многое другое, чему не было соответствий в восточнославянских языках.

— Я служащий мытного приказа Иван Ануфриев, — представился мужчина.

— Мытарь, значит.

— Можно сказать и так.

— Ну, и чего тебе надобно, господин мытарь? — задал Виктор закономерный вопрос. — Дед от налога был освобожден за свои геройства, а с меня, как с несовершеннолетнего, тем более нечего взять.

— Это да, — не стал спорить мытарь. — Но я здесь, господин Якунов, не только из-за налогов. Чиновники да ваших краев нечасто добираются, так что я заодно и перепись произвожу, жалобы принимаю и объявляю указы.

— Хорошо, — не стал спорить Виктор. — Можешь записать. Я стало быть Виктор сын офицера Ильи Хромова и девицы Софьи Якуновой, по завещанию деда своего и по старшинству в роду дворянин Якунов владетель Филипповой Горы, замка и прилежащих земель.

— Кто еще живет в замке? — Мытарь тщательно записал в блокнот все, сказанное Виктором, и теперь вновь смотрел снизу-вверх на крепостную стену.

— Я живу один.

— Тогда, позвольте задать вам вопрос, ваше благородие, — переходя на «вы», продолжил чиновник. — Сколько вам лет, господин Якунов?

— Шестнадцать, — ответил, не подозревая подвоха, Виктор.

— То есть, — уточнил чиновник, — вы, Виктор Ильич, несовершеннолетний гражданин республики Себерия, живете один и не находитесь под частной опекой?

— Зачем бы? — пожал плечами Виктор. — Я и сам с усам. Справляюсь помаленьку.

— А затем, — отвечая на риторический вопрос Виктора, улыбнулся ему чиновник, — что по закону несовершеннолетние выходцы из благородного сословия в обязательном порядке берутся под опеку государства.

— Что это означает на практике? — понимая уже, что попал в переплет, уточнил Виктор.

— Это означает, что вы, Виктор Ильич, поедете со мной в Усолье Камское, ну а там уже градоначальство решит куда дальше, в Пермь или в Хлынов. В гимназии вам положено учиться, ваше благородие. Да и, в любом случае, до восемнадцати лет одному вам жить никто не позволит. Таков закон.

«Вот пример посрамления гордыни, — тяжело вздохнул Виктор. — Назвался бы разночинцем, никому бы до меня дела не было!»