Хотя, как говорится, дыма без огня не бывает – никто, включая Сабину, не мог знать наверняка, что происходит в жизни другого человека, тем более такого закрытого и непубличного, как Рэндон. Его нельзя было назвать нелюдимым, но он четко разграничивал личное и общественное, стараясь по возможности скрывать от любопытных глаз интимное пространство, хотя и недооценивая при этом агентурные способности своих сотрудников и даже не подозревая о шумихе за его спиной. Следует заметить, что столь активный интерес к чьей-либо частной жизни был не характерен для в большинстве своем тактичных обитателей британской столицы, обычно свято чтивших так называемое прайвеси (причем как свое, так и чужое). Но в случае с Рэндоном привычные стереотипы поведения не работали: уж слишком велик был соблазн узнать, как живет и чем дышит столь выдающаяся во всех отношениях личность, как он.
Поэтому неудивительно, что Сабина, не будучи любительницей подглядывать в замочную скважину, сейчас физически не могла игнорировать повальное увлечение коллег этой темой, понимая, что такое неравнодушие к судьбе их учредителя было если не оправданно, то объяснимо. По-прежнему не испытывая к нему ни малейшей симпатии, она регулярно выслушивала разные, порой диаметрально противоположные по смыслу высказывания об этом человеке, а потом наблюдала и анализировала, пытаясь угадать, которое из них ближе к истине. Поначалу, когда в памяти еще были свежи обстоятельства их первой встречи, она не хотела видеть в нем ничего, кроме напыщенности и спеси, помноженных на гипертрофированную уверенность в себе и снобизм, но спустя какое-то время невольно стала смотреть на него глазами сослуживцев и подруг, обнаруживая и другие качества его натуры, такие как талант, профессионализм и прекрасные управленческие навыки, не обойдя, разумеется, вниманием и его внешность.
Еще тогда, в самолете, она отметила, что попутчик по имени Дэниэл был весьма и весьма хорош собой, но в тот момент она восприняла это скорее как личное оскорбление и промах с его стороны. Теперь же, глядя на него глазами, не замутненными бешенством и стыдом, она могла беспристрастно оценить все плюсы и минусы его наружности, придя к окончательному, хоть и неутешительному для себя выводу о том, что каких-то явно выраженных недостатков у него, к сожалению, не было. Фантастически сложенная, одновременно мужественная и стройная фигура, красивые руки, приятные без приторности черты лица, завораживающе-низкий голос – все в нем было совершенно или максимально приближено к идеалу. И даже его взгляд, раньше казавшийся ей тяжелым и дерзким, уже не вызывал в ней такого отторжения, как это было до сих пор. А однажды, один-единственный раз, Дэниэл Рэндон позволил себе явиться в офис усталым и небритым, и Сабина, увидев его таким, поймала себя на мысли, что перед ней было живое воплощение героев Эль Греко – настолько его облик напоминал работы великого испанца: то же спокойное достоинство и несуетливость, та же благородная бледность осунувшегося, чуть вытянутого лица, та же печать глубокой внутренней эмоциональности, надежно скрытой под слоем внешней холодности и невозмутимости. Но больше всего ее поразили его глаза: запавшие от утомления, огромные, темные – в тот день в них мерцала какая-то особенно пугающая, многозначительная глубина.
В любой другой ситуации ее покорила бы его аристократичная, но не изнеженная внешность, его острый ум и безграничный кругозор, его редкостное дарование и утонченный вкус, но ее сердце было безраздельно занято Арманом, и, кроме того, досадные обстоятельства их знакомства все-таки не до конца стерлись из ее памяти, и Сабина, убежденная в безошибочности первого впечатления, прилагала все усилия к тому, чтобы не поддаться магнетическому обаянию этого человека и не сдать своих позиций. Будучи особой упрямой и принципиальной, она решила, что уже составила о нем нелицеприятное мнение, и менять его под впечатлением от его бездонных глаз не собиралась.