Ее Вечное Синее Небо

– Тони, ты… ты… – Услышав эту фантастическую по своему масштабу глупость, она на мгновение лишилась дара речи. – Дурак ты, вот ты кто, – выдавила она наконец и демонстративно уткнулась в монитор, не желая тратить время на разубеждение приятеля, ведь более нелепую выдумку сложно было себе представить.

Дэниэл Рэндон, один из самых завидных женихов Старого и Нового Света, наследник папиных миллионов (а то и миллиардов), практически обрученный с потрясающе красивой аристократкой, и при этом знаменитый ловелас и сердцеед, разбивший не одно женское сердце, приходит в офис своей собственной компании исключительно ради нее – Сабины Муратовой, никому не известной студентки и начинающего дизайнера из Алма-Аты. Ей стало так смешно, что она едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться в голос, но все ее усилия оказались тщетны.

– Тони, какой же ты все-таки идиот! – только и смогла произнести она прежде, чем взрыв гомерического хохота едва не свалил ее под стол.

* * *

Весна пролетела как один миг. На смену холодному апрелю пришел дождливый теплый май, учеба в колледже близилась к концу, и перед Сабиной понемногу вырисовывалась перспектива проводить с Арманом гораздо больше времени, чем она могла позволить себе до сих пор. Ей оставался последний важный рывок – защита дипломной работы, и уже скоро в ее жизни ощутимо поубавится стрессов и забот.

Но было у нее в планах и нечто такое, что грело душу, придавая сил в самые тяжелые минуты: с нетерпением она ждала лета еще и потому, что хотела на неделю отпроситься с работы и съездить с Арманом домой, в Алма-Ату. Она, конечно, понимала, что на бóльший срок ее никто не отпустит, но тешила себя надеждой отвоевать хотя бы эту передышку. Она уже почти год не была дома, и эта поездка была ей необходима, ведь, только пожив в Лондоне, одной из самых ослепительных и многоликих столиц мира, она отчетливо осознала, как сильно любит свой родной город, в разлуке ставший ей еще дороже.

Всем своим существом она стремилась туда – побродить по тенистым улицам и скверам, посидеть на спрятанной от любопытных глаз поляне Бутаковки, поесть вкуснейшей колированной черешни, купленной воскресным утром на базаре, поболтать по душам с подружками в их любимой маленькой кофейне, где каждый второй посетитель был ей знаком, где окружавшие ее люди дышали одним с нею воздухом, были понятны и близки. Ей даже во сне снились милые сердцу уголки Алма-Аты, сейчас, должно быть, опьяняющие ароматом лип и нежным запахом сирени; снился плывущий над городом тополиный пух и неспешно журчащие арыки, сверкающие бликами фонтаны и ласковое южное солнце. И снились горы, чьи вершины пленяли царственной и строгой красотой. Когда-то она принимала как должное их ни с чем не сравнимое величие, и как же теперь ей не хватало этих благородных исполинов, неразрывно связанных в ее сознании с образом родного города, самого лучшего на земле. Но больше всего она мечтала обнять и расцеловать маму и папу, которых не видела, казалось, целую вечность и по которым страшно скучала.

Только бы у нее получилось уговорить Кэтлин отпустить ее домой! Она работала как вол, стараясь заслужить свое пусть мимолетное, но выстраданное счастье, ведь мысль о том, чтобы остаться в Лондоне одной на лето (Арман опять уезжал к своим родителям) и не попасть хотя бы ненадолго в Алма-Ату, безумно удручала.

Однако в середине июня стало очевидно, что сбыться ее надеждам не суждено. Их команда во главе с Джереми получила заявку на разработку дизайн-проекта нового пафосного ресторана в центре Лондона, и отъезд в тот момент, когда появилось столько работы, был бы равнозначен увольнению по собственному желанию.

Сабина была вне себя. Она рыдала и кляла эту «дурацкую» работу и «идиотский» дизайн, ведь все это отдаляло ее сейчас от любимого города и дорогих ей людей. И почему все так несправедливо?! Почему Арман летит туда на два месяца, а она не может вырваться даже на неделю?! Почему он уезжает когда захочет, а она должна торчать в сыром, дождливом Лондоне и работать до седьмого пота? Почему она не вправе распоряжаться своим временем и вообще собой по своему усмотрению?

Арман как мог старался ее утешить, когда она сидела вечером у него на кухне, размазывая по лицу горькие слезы бессилия.

– Малыш, ну не плачь! Ничего ужасного ведь не произошло! Подумаешь, не полетишь этим летом – полетишь следующим!

– Ты соображаешь, что ты говоришь? – она негодующе смотрела на него опухшими от слез глазами. – Каким следующим летом? Я уже год дома не была!

– Да, конечно, но чем я могу тебе помочь? Ты же сама решила устроиться на эту работу, никто тебя не заставлял.

«Но мне никто и не помогал здесь выжить… кроме родителей», – возразила про себя Сабина, но, разумеется, не сказала этого вслух.

– Да, ты прав, никто меня не заставлял, но…

«Неужели ты не видишь, что все это я делаю ради тебя! Почему ты этого не понимаешь?! Или ты не хочешь понимать?» Она не собиралась винить Армана в своих несчастьях, но щемящая обида жгла сильнее раскаленного железа.

– Я же не думала, что даже летом не смогу уехать!