Ее внутреннее эхо

Вышла совсем в темноте, долго гремела ключами, запирая дверь, и только потом обернулась. На ступеньках сидел Альберт.

– Вы забыли свой автограф, девушка, – и протянул книгу.

Да, первой страницы нет, выдрана. А на второй вместе с автографом …

«Катя, я умудрился влюбиться в тебя, прошу, дай мне шанс».

В магазин она тогда так и не пошла.

Трудно вспомнить, что они ели в ту ночь, но не ради еды же он пришел.

Книгу возить с собой было тяжело, а вот ту самую страницу с автографом Катя забрала, когда они улетали в первую из стран его своеобразного турне – Германию.

Встречи с читателями у Альберта были распланированы на полгода вперед, а еще надо было успеть заехать в Москву – для развода.

В Москве, тем временем, вовсю кипела работа. Сценарий был закончен, шел набор съемочной группы, кастинг актеров. Соня во все активно вникала, училась, не отходила от Мити ни на шаг. Он таскал ее за собой на съемки сериала, который все никак не получалось доснять, усаживал на стульчик и командовал: «Сиди тихо, наблюдай, запоминай, записывай вопросы, потом в машине задашь, а пока ко мне не подходи».

Но получалось наоборот – он сам подбегал к ней через каждые полчаса. Иногда беспокоился, иногда хотел узнать ее мнение, но чаще ему просто нужно было увидеть ее спокойный и насмешливый взгляд, чтобы почувствовать себя уверенно.

Он давно уже понял, что болен, но к врачу все не шел, откладывал, понимал, что никому не сможет объяснить причину своей тревоги. Он и сам себе не мог ничего объяснить. И только Соня все видела, знала, утешала его своей внутренней несгибаемой уверенностью.

Съемочная группа с любопытством наблюдала за необычным поведением мэтра. Все знали, что он не терпит прикосновений, никогда сам не трогает руками другого человека, что-то вроде фобии. Даже на съемке не дотронется руками до актрисы, чтобы поправить прическу или лацкан пиджака – зовет гримера. И дистанцию держал чуть ли не метровую – не подходил ни к кому вплотную, если того не требовали обстоятельства.

Эти причуды в кино выглядели абсолютно нормально и допустимо для творческого человека. Тем удивительнее было наблюдать, как режиссер суетился вокруг своей новой женщины – а в том, что это была его женщина, сомнений не оставалось.

Митя подходил к ней каждую свободную минуту, накидывал на плечи свою куртку, если ему казалось, что Соня мерзнет, лично приносил чай, постоянно советовался, хотя, очевидно, в кино она профессионалом не была. Не отпускал ее до конца съемочного дня, ревниво прислушивался к телефонным разговорам, оглядывался, подходил, часто брал за руки или клал руку на плечо.

Вокруг удивленно переглядывались – репутация у Мити была безупречная, а авторитет – огромный. Никогда он не был замечен даже за самым невинным флиртом, было известно, что женат он на молодой девушке, шашней ни с какими актрисами не водил и всегда рвался домой при малейшей возможности. Репутацию эту он трепетно берег, но для Сони сделал исключение – пусть думают, что хотят. Без нее работать он уже не мог.

Сама же Соня решала в уме непростую задачу: как сказать Мите о Катином замужестве?

Большой свадьбы никто не планировал, но жених ее был известен всей стране, да что стране – миру. Ясно, что Митя все равно узнает, значит, надо ему сказать заранее.

Катя ей иногда звонила, сообщала новости. О Мите не спрашивала никогда, но Соня знала – это из гордости.

Проклятая гордость и гнала Катю замуж так скоро, за человека, которого она едва знала, и который ради нее пустил по ветру всю свою жизнь. Даже писать стал мало, больше мотался по Европе, встречаясь с читателями, раздавая автографы и сшибая деньги за лекции – от двух предыдущих браков у него оставались дети, которых нужно было кормить, бывшая жена, посвятившая себя семье полностью – она не работала, значит, и ее нельзя было оставлять на произвол судьбы.

Сраженная горем, она не позволяла себе выражать эмоции вслух. Давила в себе и ненависть, и обиду, но внутри, как солдат, была уверена, что должна выстоять в этой войне и выиграть ее.

Подавлен был даже Митя. Он уже привык к мысли, что Катя навечно останется к нему привязана, и никакой другой мужчина не сможет его заменить. А он захочет – придет, устанет – развернется и исчезнет, как это уже случалось.

Замужество, о котором ему осторожно, с большими приготовлениями сообщила Соня, грозило потерей женщины, которую Митя, в сущности, любил.

– Да, любил!

– А сейчас?

– Сейчас… И сейчас, – понурив голову, он сидел на Сониной кухне, курил одну сигарету за другой и пытался осмыслить происходящее.

– Тогда что же ты сидишь на месте? Ты понимаешь, – вспыхивала собеседница, – что она просто выйдет замуж и все. И ты больше ничего не будешь для нее значить.

Митя удивленно поднял глаза от пепельницы.

– А сейчас значу? Сонь, если значу, то почему она выходит замуж за другого?

– Да потому что ты-то не зовешь!

– Ну и что? А любовь – это обязательно замуж?

– Нет! Вздыхать у окошка и стихи о тебе писать!