Ее внутреннее эхо

Альберт привез чемоданы. Он никогда не суетился, не раздражался и «держал лицо» – понимал, что его могут узнать.

– Все нормально, у них какие-то проблемы с грузчиками, представляешь, по закону нельзя нанимать из других регионов, госпредприятие все-таки. Ты представляешь, жена с дочерью приехали меня встретить, они мне звонили, но было плохо слышно. Ты их не видела?

Катя смотрела на него, не понимая смысла слов. Переспросила:

– Что?

– Моих, говорю, не видела?

Что-то щелкнуло в памяти. Лето, жасмин, гулкие коридоры. Да, это ее тренер бегает в поисках дочек. «Моих не видела?» Пустые качели, сумерки. И для него они, выходит – свои. А она, Катя – чужая. Вот она ему жена по паспорту, она с ним живет, а они – ждут, когда он нагуляются, они – родные, терпят, все понимают. Свои.

– Альберт, я никуда с тобой не поеду. Отвези вещи домой, а вечером выйди прогуляться, а мне пришли эсэмэску, чтобы я знала. Я приду, заберу кое-что и оставлю ключи на столе в прихожей. Под зеркалом.

– Какие ключи?..

– Мои. Альберт, Я ухожу от тебя. То есть, уже ушла. Я серьезно и бесповоротно, я не устала, не шучу, я все решила.

Альберт сел рядом.

– Посмотри на меня.

– Это ничего не изменит, я же сказала. Прошу, отпусти меня скорее и прости, если виновата.

– Что она тебе наговорила? Она звонила тебе, да?

– Кто звонил?

Катя так и не могла ничего понять, ей важно было не выпустить Митю из поля зрения, на их ленте уже появились первые сумки и чемоданы. Она знала, что киношники долго собираются, прощаются, набиваются в автобус, но все равно надо было спешить.

– Только не говори, что ты ничего не знала.

– Чего не знала?

Она, наконец, посмотрела на мужа. Все поняла. Улыбнулась.

– Как это нелепо….

– Почему нелепо? Я мужик, Катя, это просто эмоции, развлечение, ерунда, поверь, она ничего не значит для меня.

– Как это нелепо, – повторила Катя в некотором оцепенении, и тут же на глаза ей попалась Маша – она кому-то звонила по телефону. Вот, значит, как чувствуют себя обманутые жены. И как легко ничего не заметить… Надо было спешить.

– Нет, я ничего не замечала. Прошу, сделай, как я скажу. И давай считать, что мы попрощались.

Катя вытянула с тележки свой рюкзак и рванулась в плотную толпу людей – за счастьем. Все, что осталось сзади уже не имело к ней никакого отношения.

В последнюю секунду она вдруг вспомнила и громко позвала Альберта.

Он обернулся, подался к ней, полный надежды:

– Катя, что? Я здесь!

Она выждала паузу.

– Твоих я не видела. Слышишь? Не видела – твоих!

Митя заметил ее давно. Он вышел получать багаж самым первым, потому что поругался с Машей и не хотел развития ссоры. И вот ему бы, невротику и мнительному алкашу, посчитать бы увиденное галлюцинацией. Но он сразу понял, что это как раз яркая реальность.

Катя сидела в неудобном пластиковом кресле как птенчик, поджав под себя худые ноги. Она растерянно смотрела в одну точку – он никогда не видел у нее такого лица. Она была беспомощна, беззащитна и несчастна. Рядом стоял ее роскошный муж этот… писатель… напыщенный самодовольный индюк и, кажется, за что-то ее строго отчитывал.

Первым желанием было – кинуться к ней, сжать в душных объятиях, вырвать ее у этого человека, закрыть собой от того, что так ее пугало и мучило. Ото всех. От этого глупого павлина, не стоящего даже розовой резинки в ее волосах, от равнодушной и циничной матери, бросившей родного ребенка и не пожелавшей никогда его найти, от всех этих ненужных людей, которые превратили ее в дикого зверька.

Это был просто импульс. Он стоял и смотрел через толпу. Подошли ребята, пошли искать свою багажную ленту. Митя что-то говорил, смеялся, сосредотачивал свои силы на том, чтобы не смотреть в ту сторону. В ее сторону. Катенька, родная моя… Что мы наделали…

Он не видел, как отошел ее муж, как он вернулся назад, не застал их ссору. Просто стоял и смотрел на ленту.

Его красный чемодан проплыл дважды, прежде, чем Маша разозлилась и дернула его за рукав.

– Уйди от меня! – рявкнул он и рванулся за уезжающим красным пятном.

Но врезался в Катю. Даже ему, отнюдь не великану, она была по плечо. Прежнего выражения на лице у нее уже не было – она была счастлива и улыбалась.

Митя застыл, боясь шевельнуться.

– Отойдем, – скомандовала она, и он сразу подчинился.

Шел за ней, стараясь не дышать, мечтая стать в этот момент невидимкой. Он не думал о багаже, о Маше, о ребятах. Просто шел за синей курткой, поднялся за ней на эскалаторе и через несколько минут, показавшихся ему вечностью, они остались почти одни.

Катя встала перед ним на колени и прижалась лицом. Через рваные джинсы он кожей чувствовал тепло ее щеки и ее слезы, но так оцепенел, что не мог нагнуться, оторвать ее от себя, даже просто что-то сказать.