Ее высочество Аномалия

— Я узнал о нем на следующее утро, Дюбрайн. Как ни отвратительно это признавать, но Ристана провернула всю интригу без меня. И знаешь почему?

— Ну?..

— Потому что знала, я ее не поддержу. Мало того, я бы не позволил ей этой феерической глупости. Подумай сам, за каким екаем мне смерть Каетано или Тодора и тем более смерть Шуалейды? Чтобы Магбезопасность пришла по мою душу? Или чтобы Конвент снял меня с должности только за то, что я темный и виноват во всем по определению? Да к Мертвому Конвент, ты серьезно считаешь, что я бы стал мешать тебе получить шисову корону или надеть ее на ту голову, на которую ты хочешь ее надеть? Что какая-то мышиная возня может быть важнее тебя? Ты… ты идиот, Дюбрайн.

Это прозвучало так, словно Дайм и в самом деле был идиотом. Идиотом, готовым поверить темному шеру. Не просто готовым, а мечтающим поверить. В то, что Дайм может быть важен. Что кто-то может не плевать на его интересы. Что он может быть не инструментом для достижения чьих-то целей, а сам быть целью.

Или же он — все равно инструмент, просто цель Бастерхази где-то близко, ее достижение зависит от Дайма. Ритуал единения по Ману?

Проклятье. Что-то здесь не сходится. Бастерхази не похож на сумасшедшего фанатика. Да что там, если бы ему нужен был Дайм для такого ритуала, сегодняшняя ночь подошла бы идеально. Дайм настолько потерял бдительность, что уснул не просто рядом с темным шером, а в его доме, в каких-то локтях от алтаря Хисса. Но Бастерхази ничего не сделал… то есть… ничего, чего не хотел сам Дайм.

Проклятье. Бастерхази же может говорить правду? Пожалуйста, Светлая, пусть это будет правдой.

— Поклянись, что ты не причастен, Бастерхази, — устало попросил Дайм.

— Я клянусь, Дюбрайн, драконьей кровью в моих венах и моей жизнью. Я понятия не имел о покушении, пока оно не провалилось. Видят Двуединые!

Вспышка Света и Тьмы ослепила Дайма, пронизала миллионом ледяных игл, и показалось — кто-то посмотрел на них обоих с насмешливой укоризной.

Плевать. На слепоту, на иглы, на укоризну, на все плевать, пусть только, когда Дайм снова сможет видеть, Бастерхази по-прежнему будет жив. Пожалуйста.

— Ты… ты идиот, Дюбрайн, — послышалось тихое, и сухие теплые пальцы коснулись его скулы. — Параноик шисов. Вы все в Магбезопасности такие?

— Нет, — Дайм с трудом улыбнулся, — намного хуже.

Из разноцветных пятен наконец-то поступило лицо Роне.

— А знаешь, мне нравится твоя паранойя. Ты же мне не доверяешь ни на динг, не так ли, мой светлый шер… Чш-ш, не отвечай. Мы сегодня договорились говорить только правду, а ты уже готов вежливо соврать. — Бастерхази понимающе и грустно улыбнулся. — Так вот, мой светлый шер. Так как ты не доверяешь ни на динг этому хитрому и опасному мерзавцу, тебе следовало бы внимательно за ним присматривать. Держи друзей близко, а врагов еще ближе, хорошо ведь сказано, а?

— Отлично сказано, — кивнул Дайм, накрыв ладонь Бастерхази своей ладонью и прижавшись к ней щекой.

— Ну вот, ты можешь быть близко. Совсем близко. В моем доме, в моей постели. В моем сердце. Ты можешь узнать обо мне все, что захочешь. Главное, не оставляй меня без присмотра надолго, вдруг я затею что-нибудь ужасно коварное и опасное для безопасности империи? Отечество тебе не простит, если ты что-то упустишь.

— У тебя на чердаке полный сквозняк, Бастерхази.

— Да. Очень опасный сквозняк. Ты даже не представляешь насколько.

— И ты всерьез предлагаешь мне…

— …спать в моей постели. Держать твой шисов мундир в моем шкафу. Надевать утром этот халат и пить со мной шамьет. Спорим, ты у себя в Метрополии так и не завел шелкового халата? А я буду рассказывать тебе обо всех своих коварных планах и спрашивать совета. Кто, как не будущий глава МБ, лучше всех разбирается в коварстве и интригах? Думаю, тебе тоже будет интересен мой богатый опыт. Кстати, если ты позовешь меня поохотиться на упырей или заговорщиков, я даже составлю тебе компанию. Ну, знаешь, втереться в доверие к коллегам и все такое.

— Втереться в доверие вампирам, о да, ты сможешь.

— Конечно. Для тебя, мой светлый шер, хоть к зуржьим шаманам. — Бастерхази бережно поднес руку Дайма ко рту, прижался губами к костяшкам пальцев. — Любой каприз.

— Тогда еще два вопроса, Бастерхази, раз уж сегодня день правдивых ответов. Что за ритуал ты начал с Шуалейдой перед тем, как убил мою птицу, и что было потом?

— Это не было ритуалом, Дюбрайн. Я всего лишь хотел, чтобы она понимала, с кем целуется, и произнесла вслух, что мы можем быть вместе.

— Ты и Шуалейда?

— Ты, я и Шуалейда. Она, безусловно, прекрасна, я бы сказал — единственная женщина, ради которой я готов бодаться с Пауком, и единственная, кого я готов учить всему, что знаю. Но без тебя это не то, Дюбрайн.

— Сиренам можно у тебя учиться чарующим песням, Бастерхази.