— Сколько у меня было мужчин до тебя? — усмехнулась, подтягиваясь повыше. Обижаться не собиралась. Удивилась бы, если этот вопрос не возник, а так… Закономерно.
— Кто был у тебя до меня? — А Имагин уточнил. Мол, имена, фамилия, рост, вес, год рождения, занимаемые должности — все в студию. Зачем? Вопрос открыт.
— Мой бывший, — Настя ответила так просто и спокойно, как только могла. Нельзя сказать, что она этого стеснялась, но и особой радости от того, что спала когда-то с ничтожеством, не испытывала.
— Тот, который..? — Имагин стал еще более серьезным, а продолжающая поглаживать ее бедро рука утратила былую плавность движений, теперь скорее пытаясь что-то стряхнуть. Настя бросила на нее быстрый взгляд, Глеб тоже, остановился, а потом продолжил, вновь спокойно. — Петр Грибанцев?
Так официально… Будь ситуация немного менее напряженной, а сам Имагин не так серьезен, Настя, пожалуй, улыбнулась бы. А так просто кивнула.
— Мало я ему, все-таки…
Глеб провел рукой по волосам, с явным сожалением потом стряхивая ее, сжимая-разжимая пару раз.
— Но ничего, будем считать, что делегировал полномочия налоговой…
— Какой налоговой? — Настя резко села в кровати, прижала к груди простынь, бросая на Глеба полный сомнения взгляд.
А тот, кажется, наоборот, немного расслабился. Может, доволен был тем, что список из «тех, с кем…» сводился к одному имени, а может… Может, придумал, что еще сделает хорошего этому самому имени, которое откровенно попало…
— Той, которую я на него натравил. В нашей стране с дохода принято платить налог. Твой… уже не твой Петр, этого не делал, вот я и…
— Имагин! — Настя приложила ладонь к губам, не веря своим ушам. — Зачем? Когда?
— Когда он протянул к тебе свои ручки, тогда и…
— Зачем?! — Ася же снова не знала, плакать ей или смеяться. Петю совсем не жалко, но поведение Глеба… И ради чего? Из-за кого? Из за нее! По мелочи!
— Чтоб бедному было, чем заняться, кроме как сторожить у подъезда мою бабочку, — убрав руку девушки от лица, Имагин сел, притянул ее к себе на колени, давая какое-то время на подумать, или наоборот — избавляя от такой необходимости, поцеловал.
— Я тогда еще не была твоей… бабочкой.
Настя потратила это время с пользой, правда больше с удовольствием.
— Настенька, ты была моей бабочкой ровно с того момента, как я тебя увидел. Даже немного раньше — с того момента, как почувствовал твое присутствие, как начал искать что-то глазами. Искал и нашел — такую наивную, отчаянно пытающуюся казаться раскрепощенной, смелой, дерзкой, сильной… С пылающими щеками, горящими глазами… А как она двигалась… А потом мы встретились глазами. Я и моя бабочка. По-моему, я ей не понравился. Еще бы… Какой-то агрессивный хищник с жадным взглядом и состоянием полной боевой готовности в шта…
— Имагин, ну красиво же начал… — Настя склонила голову, немного журя своего пылкого рыцаря, который пытался произнести, пожалуй, самую романтичную речь, какую Веселовой только приходилось слышать.
— Прости. Так вот, бабочке я не понравился, а потом еще больше не понравился, а потом окончательно не понравился. Но она-то, глупая, не знала, что она уже моя. А я безумно терпелив. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что любое ожидание, терпение и старание вознаграждается результатом. И вот он — результат, — пройдясь сначала руками, а потом взглядом по вновь обнаженному силуэту, Глеб снова полез целоваться.
— То есть, ты хотел со мной переспать? — Настя чуть отклонилась, снова сощурилась.
— Конечно, хотел. И не раз, и по-всякому, считай, сегодня одну сотую исполнили.
— Ты не романтик, — покачав головой, Настя вновь приблизилась к лицу мужчины.
— Романтик, Настенька, просто, когда ты сидишь у меня на коленях, то еще я немного пошляк. Вот завтра, когда снова будем одеты, тогда буду плести о чувствах, обещаю.
— Кто же тебе завтра-то поверит? — диалог велся очень странным образом — чередуя слова с касаниями губ, щек, носов.
— Я очень убедительный романтик-пошляк.
— Ладно, проверим, — так ночные разговоры закончились. Да и ночь тоже. Засыпали они уже после восхода. Глеб поставил будильник на девять утра, чтоб в двенадцать быть уже в аэропорту. Поездку никто не отменял.
А было бы хорошо…
Было бы хорошо, чтоб ему не надо было никуда лететь, ей не надо было уезжать, не надо было в субботу идти в Бабочку… Настя заснула первой, вслед за ней и Глеб. Как-то так случилось, что думали они об одном.
А утром, ожидаемо, проспали. Глеб носился по квартире, цепляясь за мебель и прочую разбросанную ночью мелочевку, Настя сначала пыталась чем-то помочь, а потом смирилась, затихла на кровати, одним только взглядом следя за мечущимся по квартире мужчиной.
Правда и этого долго не выдержала — отправилась на кухню варить кофе. Глеб скривился, но выпил, даже поблагодарил. На искренность его «очень вкусно», Настя не слишком уповала — никогда не умела варить, зато готовила неплохо, сотворенная яичница была съедена уже с неподдельным аппетитом.