Эффект домино

Бриар подошел к окну и, распахнув его, вдохнул воздух, наполненный ароматом цветов и близкой грозы. Он с минуту молчал, прислушиваясь к мелодии ночи. А потом обернулся, прислонился к створке окна и снова пристально посмотрел на Орнеллу.

– Посуди сама, – наконец сухо произнес он, – мой мир напрямую был связан с Френсисом и Авророй Моро, мой мир также был связан и с Лиссой, и с Арнольдом. Это как эффект домино: если толкнуть одну косточку, встроенную в ряд вертикально стоящих косточек, то начнут падать и другие. Какое либо изменение, влечет за собой ряд других изменений, встроенных в линейный ряд. Разрушая мой мир, она разрушила и мир связанных со мной людей, да и свой тоже. Анна бы на это сказала: «Не рой яму другому, сам туда попадешь».

Бриар рассмеялся, взъерошив волосы:

– Черт! Я и не думал, что все так просто! Но в итоге, когда косточки сложились, появился новый рисунок, новый мир, новая реальность. Даже Великая Химера не могла предположить, что будет именно так, и из миллиона вероятностей родится именно эта. Интересная мысль!

Орнелла сжалась в комок, обхватив голову руками:

– А ведь мы, старшие и младшие Роше, тоже напрямую связаны с тобой и встроены в линейный ряд… Она крепко сжала подлокотник, пытаясь унять дрожь в руках.

– Нет, душа моя, разрушений больше не будет. Появилась новая реальность, и фантастический узор этой реальности мне начинает нравиться.

А в это время Анри Доли подошел к грязно-серому закоптелому дому, где мерзко пахло крысами, кошачьей мочой и кислой капустой. Он быстро поднимался на второй этаж по затхлой деревянной и изрядно скрипящей лестнице.

– Кто там? – послышался прокуренный, неприятный голос пожилой женщины.

– Свои, – проговорил Анри, входя в обшарпанную дверь. Квартира, куда он попал, была небольшая, скудно обставленная и наполненная всяческими запахами: табака, прогорклой еды, плесени, свечей. Неряшливо застеленный и разложенный диван занимал большую часть комнаты, в которую решительно направился Анри.

– И чего пришел? – все тем же тоном спросила хозяйка, с серьезным видом оглядев респектабельный сюртук архитектора. Потом блуждающий взгляд ее бесцветных глаз с отечными мешками под ними остановился на его лице. Злые глаза хозяйки медленно прошлись по холеному лицу молодого человека, ненадолго остановившись на очках в золотой оправе.

– Хорош гусь! – вынесла она свой вердикт. – Так чего прошел? – спросила она опять, недожавшись ответа.

– За своим, – буркнул он и, больше не задерживаясь, отодвинул выеденный крысами диван. Хозяйка, сгорая от любопытства, не сводила глаз от молодого человека, при этом беспрестанно чиркала зажигалкой, пытаясь прикурить. За диваном лежал небольшой портфель, плотно завернутый в серую тряпку, и одежда, скрученная и обмотанная бечевкой.

Анри с брезгливостью двумя пальцами начал развязывать туго затянутый узел бечевки. Когда он был побежден, неприглядный наряд упал на диван. Молодой человек несколько минут с омерзением рассматривал то, что должен был надеть на себя. Хозяйка, уловив его терзания, хмыкнула:

– Из господ-то тяжко падать?

Он посмотрел на нее тяжелым взглядом, не ответив. Взял только рубаху и, поднеся ее к носу, понюхал, затем обнюхал поверхность ладони, поморщившись.

Неопрятная особа, наконец прикурив и выпустив клуб дыма, язвительно прохрипела:

– Может, постирать обноски-то?

– Заняться нечем? – выразительно проговорил архитектор в ответ на язвительное бурчание.

– Тык не каждый день таких красивых дяденек заметает, – в тон ему ответила особа.

Анри в данный момент времени заботили другие, более глобальные проблемы. Поэтому на язвительные замечания рядом стоящей, выжившей из ума бабы, он обращал внимания не больше, чем на жирную муху, нарезавшую круги с жужжанием у потолка. Наконец он решился, ведь деваться некуда. Молодой человек, сняв очки и аккуратно завернув их в серую тряпку, положил сверток в портфель. А последовавшие вслед за ними сюртук, рубашка и брюки были с пренебрежением брошены хозяйке.

– На, вот! Загонишь на барахолке.

– Заботливый какой, – прохрипела хозяйка, вцепившись в брошенные вещи корявыми пальцами, как бультерьер, и если вдруг Анри передумал бы, то пришлось бы отбивать вещи с боем.

Одевшись в пахнущее крысами и плесенью рванье, он брезгливо, словно боясь соприкоснуться чистым телом с мешком висящей на нем замшелой одеждой, потянулся за бечевкой. Достав ее, он с глубоким вздохом подпоясался.

– Не-а! – прохрипела хозяйка, прищурив один глаз, оценивая молодого человека. – Ты хоть навозом обмажься, а рылото, ничем не скроешь, – был вынесен вердикт.

– Все так плохо? – обреченно спросил Анри, приглаживая на себе лохмотья.

– Ага, – с нескрываемым злорадством ответила она.

Престарелая особа с удовольствием бы посмотрела, как ряженый выйдет в город, а потом, махнув рукой, пробормотала:

– Подожжи…

По грохоту открываемых и закрываемых шкафов и ящиков Анри понял, что идет масштабный поиск шапки-невидимки.