Эффект Достоевского. Детство и игровая зависимость

Кроме того, дуэль и игра давали возможность показать хороший вкус и статус. В обоих случаях на участника оказывалось большое давление. Способность сохранять «достоинство в любой обстановке» – то есть всегда оставаться спокойным, уверенным и хладнокровным – считалась признаком настоящего аристократизма. Сохранить лицо было непросто, особенно если на кону стояли большие деньги или сама жизнь. Поэтому тот, кто был на это способен, приобретал репутацию приятного в общении светского человека с отличным вкусом – и, как следствие, заслуживал уважения. С другой стороны, проявление страха или тревоги считалось признаком трусости и влекло за собой позор.

Поскольку за игорным столом появлялась возможность выказать такие достойные качества, даже проигрыш имел определенную социальную ценность – он как бы обнажал истинную суть человека. Если игрок выплачивал крупный долг своевременно и с достоинством, это улучшало его репутацию. Поэтому многие предпочитали платить по долгам, даже если они знали, что победитель сжульничал. Хелфант пишет об этом: «Тот, кто отказывался платить, ставил свою честь под угрозу, даже если игра велась нечестно, ведь победитель мог описать ситуацию иначе» [Helfant 2002: 15].

При этом правительство никоим образом не принуждало жителей Российской империи выплачивать долги. Тем не менее карточный проигрыш для русского дворянина был «долгом чести». Такое отношение было характерно для всей европейской аристократии. В своей книге об игре при дворе Людовика XIV в Версале Томас Кавано пишет, что карты – как и дуэли – были способом продемонстрировать храбрость и презрение к опасности. Французский подход ничуть не отличается от российского. Хелфант напоминает нам, что закон не требовал оплачивать карточные долги, поэтому единственным, что заставляло игроков платить по счетам, было их собственное достоинство (и потребность в общественном одобрении) [Helfant 2002: 7].

В целом для игрока-аристократа хорошая репутация была куда важнее, чем выигрыш или проигрыш. Возможно, многие дворяне садились играть, именно чтобы показать безразличие к деньгам, которые они могли потерять (и зачастую теряли). Подобная небрежность служила признаком высшего класса. Тот, кто играл часто и делал большие ставки, всем своим поведением показывал, что может себе позволить жизнь, полную риска и роскоши. Не каждый русский дворянин был богат: общим признаком для этого сословия была служба царю, лежавшая в основе дворянской этики. И все же, хотя не каждый аристократ владел поместьями, как это было, например, в Британии, у многих имелись обширные земли и большие состояния.

Поэтому неудивительно, что в их поведении прослеживаются черты «потребления напоказ», о котором писал Торстейн Веблен в своем знаменитом исследовании американского «праздного класса» [Veblen 1912]. В книге Веблена «Теория праздного класса» («The Theory of the Leisure Class») критикуется «варварское поведение» западного общества в начале XX века. В особенности Веблен выступает против «демонстративного потребления», к которому склонен буржуазный высший класс. По словам автора, буржуа живут в роскоши и праздности и каждый день для них – выходной. Он утверждает, что символическая природа социального престижа, с ее вниманием к быстро меняющейся моде, требует бессмысленного, зачастую варварского расходования времени и товаров. В качестве альтернативного образа жизни он предлагает немецкое общество, заинтересованное в развитии науки, технологий, промышленности и изобретательства.

При этом Веблен показывает, что за демонстративным потреблением скрывается некая цель: подчеркнуть положение и силу тех, кто может себе позволить такой образ жизни. Готовность к обширным тратам как бы проводит границу между более и менее обеспеченными классами. Например, для фигурной стрижки деревьев требуются мастерство, время и деньги – поэтому наличие таких деревьев в саду доказывает, что у владельца есть деньги и доступ к рабочей силе. С той же целью представители высших классов устраивали балы-маскарады, специально для которых заказывались дорогие костюмы (например, костюм Марии-Антуанетты или кардинала Ришелье). Иногда хозяева даже нанимали знаменитостей, чтобы те посетили их бал в качестве гостей. Это стоило немалых денег, зато о таком событии потом вспоминали еще целый год.

С точки зрения Веблена, демонстративное потребление ярче всего проявляется в тех видах деятельности, которые требуют большого мастерства и при этом не несут в себе никакой ценности. Возьмем для примера изучение новых сложных танцев. Единственная их ценность в том, что это вид развлечения. Однако они настолько сложны, что освоить их могут только богатые люди, у которых достаточно времени для практики. В результате знакомство с такими более сложными танцевальными фигурами служит маркером социального положения человека. В основе этого механизма – потребление напоказ.