Эффект Лазаря

Я забрала у нее книгу. По виду гладенького золотого обреза не похоже, чтобы в ней лежало письмо. Да и некогда было Варваре искать определенный том, вынула первый попавшийся, показала Маше номер, чтобы та запомнила.

– Здесь что-то есть, – говорит Лилька.

Отбираю у нее книгу. Сложенный пожелтелый лист, исписанный мелким почерком.

Лилька пыталась меня остановить, но я выскочила из квартиры, помчалась по лестнице и дальше, дальше, до дома. Это было большое письмо. Развернув хрупкие страницы, первым делом заглянула в конец. Подписано: «Преданная Вам многогрешная Ираида С.»

Ирочка, сестра Софьи! 82

«Бесценная матушка Макария! По всей вероятности, мне не следовало бы писать никому, а надо было исчезнуть и унести в могилу все мои тяжкие грехи и рассказ о возмездии, настигшем меня еще на этом свете. Да мне и написать некому, кроме Вас, самой строгой, и самой мудрой, способной на великодушие. Я помню нашу единственную встречу, еще в отрочестве, помню добрую руку, которая погладила меня по голове. Это было так давно, в другой жизни, а я ведь прикосновение теплой руки запомнила до смертного одра. Диктую мою исповедь добровольному секретарю своему, потому что сама уже не в силах держать перо. Единственное, о чем я мечтаю теперь, чтобы кто-то родной помолился за меня и оплакал, ведь хоронить будут чужие, и некому будет помянуть меня, как и Бориса Викентьевича. Не оставьте нас грешных в мыслях своих и молитвах, мне не к кому больше обратиться.

Конечно, Вам известно о том, что случилось с Соней и Борисом Викентьевичем? А знаете ли Вы подоплеку? Это я и хочу Вам рассказать.

Впервые я увидела Бориса, когда он был уже женихом, и поняла, что пропала. Стыдно писать Вам о гибельной страсти, избавлю Вас от подробностей. Перед родами Соня захотела пожить у нас, чтобы находиться под крылом матери, и Борис проводил в нашем доме много времени. Когда Соня родила, я была беременна, но никто об этом не знал. Однажды она застала нас с Борисом, увиденное и услышанное открыло ей глаза. Случился ужасный скандал. У Сони после родов произошла горячка, которую почти побороли хинином и слабительным, но после того, как она узнала о нас с Борисом, горячка разыгралась вновь с неимоверной силой и выражалась в истерике, перемежающейся со сном. Один раз ее поймали с ребенком на руках в проеме окна, из которого она собиралась выпрыгнуть. Во второй раз случилось непоправимое.