Эффект Лазаря

В общем, бежала я домой обычным путем, по Карповке, а поскольку торопилась, не очень смотрела по сторонам. Влетела под арку и не обратила внимания, что в первом темном дворе стоит машина, а возле нее двое парней. Это случилось мгновенно: меня схватили, заткнули рот и запихнули в машину, я даже не сопротивлялась, не успела. Машина тронулась, а на меня набросили куртку и придавили к сиденью. Как могла, я брыкалась, вертелась и рвала голосовые связки, пока не уяснила, что это бесполезно и лучше поберечь силы. Куртка воняла, рот разрывала поганая тряпка, и я безуспешно пыталась ее выплюнуть.

Кажется, из подворотни повернули направо, и с набережной – направо. А дальше понеслись по прямой. За город? Я сделала такой вывод, потому что мы не стояли в пробках. В воскресенье вечером Каменноостровский забит в обратном направлении – дачники возвращаются. Потом я потеряла счет времени и перестала соображать, в каком направлении едем. Пыталась освободить рот и дать понять похитителям, что задыхаюсь, но безрезультатно, меня только сильнее вжимали в сиденье. В моей сумочке, которую отобрали похитители, играла «Маленькая ночная серенада» Моцарта. Это звонил Макс. Он ждал меня у метро «Петроградская» и не знал, куда я делась и почему не отвечаю. Значит, было семь вечера. Похитители Моцарта не любили, потому что раздался хруст, мобильник замолчал, и я почувствовала себя совсем одинокой.

О чем, кроме Макса, я думала? Кажется, ни о чем. Я не та фигура, которую стоило похищать, ежу понятно. И врагов у меня нет. И на мозоль больную я никому не наступила. Может, это связано с «Большим братом»? Совсем странная мысль. И еще одна: это маньяки, будут насиловать и убивать. Но вот машина остановилась, дверь открыли, меня выволокли на волю и освободили от куртки.

Кругом были новостройки-недостройки, огромные дома-ульи, фасады – рамки с незаполненными сотами. И просветов нет, потому что их окружают и перекрывают другие такие же дома. Какое-то клаустрофобное пространство. Под ногами глинистая земля, видимо, в дождь превращавшаяся в непролазную грязь. И никакого присутствия людей. Меня держали под руки двое парней лет по тридцать. Один – коротыш кавказского вида со жгучими глазами, смоляными волосами. Другой – бледный, белобрысый, никакой, отвернешься – не вспомнишь лицо. Я не могла даже вообразить, кто из них добрее. Оба меня ужасали. Шофер тоже вылез из машины, но не подходил близко, стоял, отвернувшись, курил. Я попыталась указать на кляп во рту. Белый вырвал его чуть не с зубами.

– Только попробуй орать, – предупредил он. – Все равно никто не услышит.

Черный открыл ключом подъезд, и поволокли меня по лестнице. Я была в полуобморочном состоянии, молчала и настолько ослабла, что с трудом перебирала ногами. На пятом этаже открыли квартиру, потом комнату, куда меня зашвырнули, как мешок с ветошью, я споткнулась, еще метра три летела, пока не врезалась в подоконник. Дверь закрылась, и я осталась одна не в силах пошевелиться.

Комната, в которой я находилась, представляла собой бетонную коробку с окном. Из окна не было видно ни человечка, хотя стены, примерно на уровне двадцатого этажа, украшали гигантские транспаранты: «ПРОДАЖА» и номера телефонов.

Неизвестность нестерпима, но известность могла оказаться еще ужаснее. Холодно не было, но я дрожала, и у меня стучали зубы. И вот дверь открылась. Пришел Черный. Спросил:

– Достукались? – Меня ободрило, что он обратился ко мне на «вы».

– Я не понимаю, в чем дело, – сказала я срывающимся голосом. – Что вам надо?

– Мы не знаем ваших дел. Спросите у полюбовника.

– Какого полюбовника? – Я не верила своим ушам.

– Того, что к вам вчера приходил.

Вот оно что! Им нужен «Эффект Лазаря»! И эти парни не главные, они – исполнители. Я перестала стучать зубами, и тряска прошла.

– Его спросят! – вякнул появившийся Белый. – Так спросят… И он скажет, иначе ты загнешь копыта.

Я снова затряслась. Оба вышли и закрыли дверь на ключ. Меня не насиловали, не убивали. Меня даже не били. Я была заложницей. И Черный был добрее Белого. Я хотела в уборную и через некоторое время стала стучать в дверь ногами. Они пришли. Черный молчал, а Белый, глядя на меня страшными бесцветными глазами, сказал нарочито тихо:

– Шуметь без толку.

Я заплакала, потому что поняла – сейчас произойдет что-то страшное, и я описаюсь.

– Ты нам не нужна, – продолжил Белый, – просто ты должна исчезнуть. Сейчас мы уйдем, и вся квартира твоя.

– Позвоните ему, он должен знать, где я и что со мной! Иначе вы не получите никакой программы!

– Об этом не договорено, – сказал Белый, а в заключение матернулся, впрочем, совсем незлобиво.