Эффект Лазаря

Поручила Максу взять огурцы и помидоры, а также антикомариную жидкость. Нас предупредили, что в первый день кормежка запланирована только вечером, днем будем есть домашние припасы, а комары будут есть нас. Вечером жарила мясо, варила картошку в мундире и делала бутерброды. Взяла одноразовые тарелки, вилки, стаканы и скатерть. Матери звонить не стала, была сердита на нее. Впрочем, она подолгу не замечает моего отсутствия.

И вот наступило раннее свежее утро! На крыше соседнего дома чайка. В метро стихи старого доброго Китса на новом фоне, на ворохе писем, которые кто-то писал в девятнадцатом веке. Интересно, кто и что писал? Надо бы наконец прочесть Фицджеральда. Надо было, а теперь уже охота пропала.

Как все случилось складно и ладно. Даже страшно, потому что не бывает так хорошо. От метро «Озерки» – к автобусу, Макс уже там, занял переднее сиденье, вид у нас панорамный – и правое, и лобовое стекло. Как я люблю дорогу, как люблю смотреть в окно.

Экскурсантов не знаю, кроме двух баб и Цыпы-Дрипы! Одни сотрудники едут с детьми, другие везут семьи в полном составе. С Цыпой – Як-Цидрак. Высокий, широкоплечий и бритый наголо, по пропорциям и по возрасту ей подходит. Цыпа на бешеных каблуках, но передвигается весьма ловко.

Рядом с шофером так называемый сопровождающий, не экскурсовод, но отвечает за группу и способен ответить на простые вопросы. Вопросы не задавали, под ухом никто не долдонил в микрофон, картинки за окнами менялись. Я привалилась к Максу, от него исходило тепло и уверенность. Подумала: за этого человека я, наверное, выйду замуж. Он мне нравится. И чего я заладила: не люблю, не люблю? А люблю ли я другого? Может, все это дурь? Нет никакого другого, и нечего придумывать.

После Приозерска катастрофически испортилась дорога, начался разбитый асфальт, потом и он исчез, пошла кишкосотрясательная грунтовка. Автобус, движущийся в клубах пыли, содрогался и грохотал, словно бился в беспрерывном оргазме. Создавалось впечатление, что он вот-вот развалится на части.

– Где взяли наш автобус? Нашли самый дешевый? – послышалось сзади.

– В турагентстве, – ответил шофер.

– Начальство на таком не ездит.

– Так оно не в Сортавалу ездит, а на Мальдивы или Канары.

Несмотря на очень узкую двухполоску, почти без обочин, нас обогнал туристский автобус, и обходили внедорожники.

Шофер уведомил нас:

– Дорога бывает лучше, если сначала пройдет грейдер. Но ненамного и ненадолго.

Ехали в среднем километров сорок, а то и меньше. Скорость прибавлялась только вдоль нечастых населенных пунктов, там был асфальт.

– Проходим зону турбулентности, – сказал кто-то сзади. – Такое со мной было в самолете на Таиланд.

– Турбулентность обеспечена до Сортавалы, – отозвался водитель.

– Здесь проводят ралли «Белые ночи», – сообщил сопровождающий. – Для них эта «гребенка» – находка. К тому же резкие повороты, крутые спуски и подъемы, трамплины, гравий и камни из-под колес. Эту дорогу называют «Карельский серпантин». Самая жесткая трасса.

– Половина машин до финиша не доходит, – добавил водитель. – Поддоны бьют, масло течет.

– А на какой скорости гонщики едут? – спросила я.

– Они не едут, а летят: сто восемьдесят – двести.

– Как же местные живут с такой дорогой?

– Так и живут. Как везде у нас. Года через три обещают положить асфальт. Лет через пять, наверно, положат.

– Зато в Питере месяц назад дорожные рабочие по ошибке закатали трамвайные рельсы, – сказал кто-то. – Это было ночью, а утром вышел первый трамвай и вперился в сырой асфальт. Потом его полдня выколупывали.

– Он не вперился, он сошел с рельсов, – поправил другой.

Сзади началось обсуждение, где это случилось да как спасали трамвай. Чей-то ребенок жаловался, что его тошнит. Макс спросил:

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Я чувствую себя прекрасно. Мне все нравится.

Он больше не вспоминал о том, что мы могли бы поехать вдвоем на его «опеле». Машине с низкой посадкой на этой дороге пришлось бы туго.

За окном проплывали леса, долины, озера, скалы; прочерченные бороздами и отполированные ледником выходы гранита; у подножия крутых склонов осыпи и отдельные валуны-великаны. Иногда на округлой скале, какие здесь называют «бараньими лбами», деревянный дом без фундамента, а вокруг дивные просторы. Кто же живет в одинокой местности средь обалденной красоты? А на дороге то и дело знаки: «опасный поворот», «неровная дорога», «снижение скорости до 30 километров».

Шофер отметил, что нам повезло с прохладной погодой, кондиционеры в автобусе работают плохо. А я вспомнила Томика, наши «профсоюзные» поездки за три рубля в Таллин (когда он еще писался с одним «н») и Пушгоры на расшарпанных, поющих автобусах. Туда: «Ты ж мэнэ пидманула…», «Живет моя отрада…», обратно – тишина и умиротворенный сон. А мы с Томиком пялимся в окно. И мне захотелось, чтобы она хоть одним глазом увидела карельские пейзажи. Она, как и я, любила смотреть в окно. Или ей уже это не интересно? Многое из того, что раньше ее занимало, теперь стало безразлично.