Наконец — и это было совершенно правильно — мы провели несколько встреч после окончания эксперимента. Первая встреча состоялась сразу после его окончания и длилась три часа. Затем было еще несколько встреч, на которых присутствовали почти все участники, — мы вместе смотрели видеозаписи и слайд-шоу, записанные во время исследования. В течение нескольких лет после окончания эксперимента я поддерживал контакт с большинством участников — отправлял им копии своих статей, записи своих выступлений в конгрессе, посылал вырезки и извещения о предстоящих телевизионных программах, посвященных СТЭ. Все эти годы около полудюжины участников вместе со мной принимали участие в нескольких телепрограммах. С некоторыми я поддерживаю контакт до сих пор, хотя после СТЭ прошло уже больше тридцати лет.
Встречи после эксперимента были очень важными, они дали участникам возможность открыто выразить сильные чувства и по-новому взглянуть на самих себя и свое необычное поведение в новой, незнакомой обстановке. Эти встречи были чем-то вроде «разбора полетов»[212]
. Мы открыто говорили о том, что некоторые эмоциональные состояния и убеждения, возникшие в ходе эксперимента, могут сохраняться и после его окончания. Мы объяснили, почему этого не должно произойти в нашем случае. Я подчеркнул, что СТЭ был прежде всего диагностикой природы тюремной ситуации, которую мы создали, а не диагностикой личности участников. Я напомнил участникам, что все они были тщательно отобраны как раз потому, что являются нормальными, здоровыми людьми, и что роли были распределены между ними случайным образом. Они не внесли в нашу тюрьму патологии; скорее, это тюрьма создала в них ту или иную патологию. Кроме того, говорил я, в роли заключенных их товарищи не делали почти ничего, что можно было бы считать унизительным или ненормальным. То же самое касается и охранников, которые иногда вели себя оскорбительно. Они исполняли свои роли точно так же, как и другие охранники их смены.Я попытался превратить встречу в занятие по «нравственному воспитанию», открыто обсудив нравственные конфликты, с которыми все мы столкнулись в ходе исследования. Теоретик-новатор в сфере нравственного воспитания Ларри Кольберг утверждал, что такие дискуссии в контексте нравственного конфликта — основной, а возможно, даже единственный способ повысить уровень нравственного развития личности[213]
.Вспомните, что результаты контрольного списка прилагательных, описывающих настроение, показали, что после встречи и заключенные, и охранники вернулись к стабильному эмоциональному состоянию, сопоставимому с их эмоциональным состоянием в начале исследования. Относительно небольшую продолжительность негативных последствий этого интенсивного опыта можно объяснить тремя факторами. Во-первых, у всех молодых людей был прочный психологический и личностный фундамент, позволивший им быстро прийти в норму после окончания исследования. Во-вторых, этот опыт был уникальным, и он был ограничен определенными временем, местом, костюмами и сценарием. «Приключение СТЭ» можно было оставить позади и больше к нему не возвращаться. В-третьих, наша встреча избавила охранников и заключенных от необходимости вести себя определенным образом и позволила открыто обсудить аспекты ситуации, которая на них влияла.