Эффект матового стекла. Книга о вирусе, изменившем современность, о храбрости медработников, и о вызовах, с которыми столкнулся мир

Дороже всего в жизни обходится бездействие. Галина Михайловна знала об этом и все старалась делать вовремя. Она вышла замуж, родила сына, училась, затем работала на радио и в пресс-службе городской администрации. Построила дом. Развелась. Имела огород в деревне Базылевка, что в 20 км от города. Была гостеприимной и суеверной. Еще до пенсии, не желая жить на нее, организовала себе пассивный доход: сдавала студенткам местного вуза комнаты в своем большом доме в центре Смоленска. И в целом считала себя сильной женщиной, способной выдержать все на свете.

Когда началась эпидемия, Галина Михайловна окунулась в прорубь на Крещение и сказала, что прививаться ни за что не будет. Это было в 2020 году, когда ковид еще не окреп. Галина, не боясь его, ходила без маски на другой конец города к старшей бездетной сестре, которая была прикована к кровати более десяти лет. Она ухаживала за ней и бывала у нее ежедневно.

В январе 2021 года ковид взялся за Смоленск, где масочный режим объявили позднее всех в России. Болезнь косила уже не только дальних знакомых, но и близких родственников. Муж второй сестры Галины Михайловны умер от ковида в начале мая 2021 года, почти в одно время с отцом близкой подруги. Но даже после этого Галина Михайловна не пошла прививаться. Не пошла и в июне, когда заболела ковидом и умерла через две недели в Смоленской ЦРБ ее старшая сестра-инвалид.

В том, что сестру ковидом заразила именно Галина, в ее большой семье никто не сомневался: симптомы проявились у нее, как и у покойной сестры, недели через полторы после похорон последней. Головная боль, одышка, кашель, слабость лишь усиливались. Но Галина Михайловна все откладывала визит к врачу, заявляя, что ее крепкий иммунитет все перетрет. Даже когда за ней приехала скорая, вызванная сыном, она, отбиваясь от медработников, стояла на своем – говорила, что является медсестрой запаса, знает «все об этой болезни» и никуда не поедет.

Под давлением сына и ее подруг она все равно попала в ковидарий Смоленской ЦРБ. Ее, конечно, госпитализировали, однако сделать уже ничего не могли. Сатурация падала, 70 %-ное поражение легких давало о себе знать. Болезнь прогрессировала. Через неделю Галина перестала узнавать врачей, впадала в беспамятство, почти ничего не ела, у нее отнималась правая рука.

Свой 67-й день рождения она встретила в реанимации и не вышла из нее вплоть до злополучного 27 сентября. Тело со второго этажа больницы спустили в полуподвальное помещение патологоанатомички. Но не вскрывали. Зачем? Все и так ясно. Медперсонал ни с кем из родственников не связывался и ничего не сообщал. Лишь к вечеру одна из подруг позвонила в отделение и узнала, что смерть наступила около часа дня и тело Галины Михайловны лежит в черном пакете где и полагается, в обшарпанном снаружи и внутри патологоанатомическом отделении Смоленской ЦРБ, где от черных мешков у сотрудников уже рябило в глазах.

В конце сентября в Смоленске стояли теплые дни.

Переполненный морг было решено не перегружать, поэтому тела отдавали родственникам на следующий же день – похороны шли в ускоренном темпе.

«Мы уже давно поняли, что нам жить в таком режиме до тех пор, пока все не переболеют и коллективного иммунитета не будет», – говорила медсестра Ирина Кивова из ковидного отделения.

Сын Галины Михайловны принес по просьбе патологоанатома одежду, в которую обрядили тело матери, – обычное платье, висевшее в шкафу. Волосы и лицо привел в порядок за небольшую плату танатопрактик. Тело и лицо покойной обработали специальной санитарной жидкостью.

Можно было не защищаться от инфекции на похоронах. Ведь в медкарте не было написано, что Галина Михайловна умерла от ковида. Официально она скончалась от инсульта. Отравленная инфекцией загустевшая кровь забила сосуды, а бедное сердце, и так работавшее на пределе возможностей, качало и качало ее.

Прощание с Галиной проходило в предбаннике патологоанатомического отделения. Цветы были осенние, преобладали хризантемы и астры. Люди, подходя к гробу, складывали их в изножье и быстро уходили. Цветов было много. Живые боялись мертвую, даже не скрывая этого. Лица были грустными, глаза у многих пришедших – мокрыми. Эти люди вместе выросли в одном городе, вместе постарели. Конечно, повода встретиться часто не находилось, встретились на похоронах.

На лице Галины Михайловны инсульт не отразился: оно так и осталось широким, белым, без подтеков. За время пребывания в больнице оно похудело и осунулось, выделялся только нос. Выражение лица было строгим и даже напряженным. «Она очень устала за последние полтора месяца», – сказала одна из ее подруг, звонившая в больницу ежедневно и первой получившая весть о смерти.