Лексикологи проследили это выражение до середины XIX века, когда в европейских и американских комиксах победитель скачки изображался размахивающим морковкой перед носом своего скакуна. На эту широко распространенную историю повлиял рассказ об ослике, который отвечал только на награду, а не на удар палкой. Это служило уроком по воспитанию детей. В 1851 году народную мудрость обобщили в американском журнале:
– Природа говорит: «Веди! Не заставляй!» – судя по эксперименту с осликом, которого удалось уговорить с помощью морковки.
Но проводился ли этот эксперимент на самом деле?
Мы никогда не видели, чтобы на ипподроме во время Кентукки Дерби перед лошадью размахивали морковкой. Жокеи предпочитают хлыст – традиционную мотивацию, применяемую к осликам и мулам.
Если бы эти моралисты XIX века потрудились посмотреть на погонщиков мулов, то не заметили бы никаких лакомств. Люди, управлявшие артиллерией во времена Гражданской войны, полагались не на доброту, заставляя мулов идти в гору. Они гнали их плеткой и отборной руганью, которую старшие офицеры терпели, потому что погонщики настаивали: проклятья в адрес животных – важная часть их работы.
Поэтому мы выучили другой урок из старых историй о морковке и кнуте. Они лишь иллюстрируют наше желание верить, что награда работает лучше, чем наказание.
Приятнее махать морковкой, а не палкой, и мы уверяем себя, что это эффективнее, хотя свидетельства говорят об обратном.
Такое убеждение правит современными родителями, учителями и менеджерами, даже если исследователи доказывают в своих экспериментах со стимулами, что власть плохого сильнее. Так думает и другая группа профессионалов – церковники, проводившие долгосрочный эксперимент по мотивации добродетельного поведения. Более трех столетий христианские проповедники Америки тестировали решения вечной проблемы: как наполнить ряды скамеек в воскресное утро.
Среди фанатичных пуритан, основавших колонию Массачусетс-Бэй, такой проблемы не было, но их вера не продержалась долго. В начале восемнадцатого столетия их потомки стали безбожным народом, как и остальные колонисты. Только каждый пятый ходил в церковь. Американцы в среднем выпивали по шесть кружек пива в день, начиная с завтрака. А в Бостоне и Филадельфии было больше таверн на душу населения, чем в Амстердаме. Судя по количеству детей, родившихся меньше, чем спустя девять месяцев после свадьбы, молодые пары предпочитали заниматься сексом до заключения брака, а не идти в церковь. Церковники часто жаловались, что колонии скатываются в безбожие.
Но когда британский проповедник Джордж Уайтфилд посетил колонии в 1740 году, то вызвал сенсацию на Восточном побережье. От Джорджии до Мейна тысячи фермеров бросали свои поля, чтобы послушать, как он проповедует на лугу или на площади. В Бостоне проповедник собрал толпу из тридцати тысяч людей – больше населения целого города.
Слушатели Уайтфилда кричали от боли, разражались слезами, объявляли себя заново рожденными и шли домой, поклявшись больше не грешить.
– Было здорово видеть столь стремительные Изменения в Манерах Населения, – отчитывался в Филадельфии Бенджамин Франклин. – Раньше они были бездумными или равнодушными к религии, но теперь словно весь мир становился религиозным. Нельзя было и по городу пройти, чтобы не услышать, как разные семьи поют псалмы на каждой улице.
Почему Америка внезапно стала такой верующей? Историкам было трудно объяснить Первое великое пробуждение – так они называют возрождение веры Уайтфилдом и американскими проповедниками, такими как Джонатан Эдвардс. Разные теории относили его к культурным изменениям, социальным беспорядкам и экономическим страхам. Но самое простое и убедительное объяснение дали социологи Роджер Финке и Родни Старк. Они изучали восхождение и падение церквей и, независимо друг от друга, подтвердили эффект негативности.
Религиозное доминирование начинается с секты, маленькой группы страстно верующих, которые отделили себя от общества. Подобно пуританам, бежавшим из Англии, из-за отказа подчиниться установившейся Англиканской церкви. Поселившись в Массачусетсе, пуритане больше не были изгоями. Они стали истеблишментом. Секта переросла в конгрегациональную церковь, и она доминировала над Новой Англией так же, как епископальная (американское ответвление англиканства) над другими колониями. Эти главные церкви получали государственные субсидии и могли выжить, не привлекая страстных новых последователей.
Их проповедники были образованными джентльменами, а не харизматичными заводилами толпы. Они проводили элегантные, разумные церемонии, основанные на теологии, которую проповедники изучали в Гарварде и Йеле. Там ценили рационализм, а эмоциональность презирали. Их научили видеть бога как нечто далекое и абстрактное, смутно благосклонное к людям, ничем не похожее на грозного персонажа Ветхого Завета, осуждающего грешных на гибель.