Эффект присутствия

Барон стоял в городе крепко, по заслугам слыл среди законных тяжеловесом. Однако против него ополчились трое пиковых, которые своего куска пирога не имели, по сути, последками с чужих столов питались. Все трое были в законе, хотя, если на просвет посмотреть, каждый — с запашком. Один, аксакал, аж двадцати четырёх лет отроду, прилетел в сердцевину России с дальних гор. Когда Барон свою историю рассказывал, Клыч в этом месте крепко репу почесал — сколько же бабла надо отстегнуть, чтоб тебя в таком сопляческом возрасте короновали. Второй нерусский в своё время окончил школу для умственно отсталых детей. Третий, наиболее авторитетный, сбежал в середине девяностых в Нижний из Москвы от расправы то ли «солнцевских», то ли «люберецких». Этот интриган и заварил мутилово, чтобы под себя делянку расчистить. Повод для наезда пиковые использовали весомый — будто бы, дербаня навар, Барон закрысил тридцать штук «бакинских», предназначавшихся в общак. На стрелке чёрные, вероломно напав втроём, отоварили вора и объявили ему, что он раскоронован. Барон, не имевший прав самостоятельно разбираться со стоявшими с ним вровень, помчался в Москву за правдой. Разбор чинил авторитетный законник Дед Сапсан, хранитель старых воровских традиций. Выслушав обе стороны, он снял с Барона обвинения в крысятничестве, а лаврушникам, допустившим беспредел, велел из Нижнего уматывать. Ослушаться те, натурально, не посмели, рассосались кто куда по просторам страны. Положение Барона в городе после этого случая ещё более упрочилось.

Воодушевлённый примером фартового вора Клыч рассчитывал при его поддержке доказать москвичам свою непричастность к смерти их людей. Проблемы Володя вывалил Барону в день приезда. Законник уже в полный рост провожал старый год, праздничное настроение себе обламывать не захотел, сказал: «Забей пока, братуха, расслабься децл». Клыч как сумел расслабился. Новый год они с Ленкой встречали в чужом городе, в однокомнатной стремноватой квартире, в которую заехали по протекции Барона. Вовку уложили на шаткой тахте, которую отгородили стульями. Дальнюю дорогу пацанчик перенёс легко, а к вечеру в непривычной обстановке вдруг раскапризничался. Они с Ленкой забеспокоились, не продуло ли его в пути. Градусника под рукой не было, температуру пытались определить, поочередно прикладывая ладони к лобику малыша. Клычу казалось, что Вовка холодный, Ленка же, накручивая обоих, талдычила, что ребенок горячий, как печка. Клыч метнулся на поиски аптеки, в круглосуточной купил «парацетамола». К счастью, химией пацана пичкать не пришлось. Поужинав, он повеселел, поиграл и вскоре крепко уснул в обнимку с неразлучным медвежонком. Про то, что этой ночью добрый Дедушка Мороз принесет ему подарок, родители малышу, конечно, рассказали, и вроде понял он, хотя год и семь месяцев всего от роду сорванцу.

В половине двенадцатого уселись вдвоем перед древним ламповым «Рекордом», показывавшим только первую программу, да и то с помехами. Благодаря тому, что хозяйственная Ленка при отъезде не поленилась загрузить в багажник внедорожника разносолы, закупленные на праздник, стол получился богатым. Но настроение было дрянь. Новый год, самое домашнее торжество, встречали в бегах. Под бой курантов чокнулись шампанским, разлитым по одноразовым пластмассовым стаканчикам (соответствующей поводу посуды в хате не нашлось), пожелали друг другу в наступающем году счастья, любви и здоровья. Ленка, как ни крепилась, всё равно разревелась. И было от чего — два предыдущих Новых года девчонка отмечала одна, муж сидел, а теперь вот — у чёрта на куличках, в обшарпанной хрущёвке. Снова не по-людски! Хорошо ещё одними слезами дело закончилось, до скандала не дошло.