В место своего временного обитания после круиза по злачным местам он возвратился глумной, расхристанный, без денег. Почерневшая, с ненавидящим взглядом Ленка встречала у порога, сжав губы в куриную гузку. За последние двое суток, к гадалке не ходи, она похоронила беспутного мужа не единожды. Слава богу, хватило у бабы ума не выяснять отношений с пьяным. Может и не в уме дело, а просто побоялась, зная, что нетрезвый Володя на себя обычного не похож, и что кулак у него чугунный. Разговор состоялся утром на кухне, за закрытой дверью — в комнате спал ребенок. Ленка заявила, как о решенном: «Едем сегодня же домой, не можешь сам, отправь нас с мальчишкой». Клыч сидел на табуретке в одних трусах, массировал левую сторону безволосой груди, теребил массивный золотой крест на цепуре, тяжело глядел в чёрное окошко, за которым не было и намёка на наступление нового дня. Ему отчаянно хотелось опохмелиться, но он зарекся, что не пойдет лёгким путем, будет переламываться на сухую. Клыч прикидывал, какие доводы подействуют на Ленку, которой следовало внушить, что пока о возращении домой не стоит и заикаться.
Только он открыл рот, жена вздумала фыркнуть, как кошка, демонстрируя пренебрежение к его словам. Пришлось Клычу врезать по столешнице так, что, испуганно звякнув, подпрыгнули чашки, и перевернулась солонка. Зная, к чему просыпается соль, Ленка притихла. Клыч велел сделать ему чаю покрепче, с лимоном и продолжил говорить. В результате паритет был достигнут на какое-то время.
Тугой резиной потянулись дни ожидания. Пресс хрустов, захваченный с собою в путешествие, таял. Жизнь в Нижнем по дороговизне не уступала московской. Барон канул в неизвестность, труба его отвечала, что абонент не доступен, положенец Джаббар, дитя гор, темнил, уклончиво советуя: «На твоем мэсте, Володя, я бы ещё пагастыл».
Двенадцатого января во время очередного сеанса связи с малой родиной, Зингер ошарашил его новостью, что несколько часов назад в городе мочканули Серёгу Рубайло. Выслушав известные Гере подробности, Клыч взвился. Убийство Рубайло, поставленного москвичами смотрящим над «Первомайским» рынком после смерти Зябликова и Калинина, по его убеждению, кардинально перетасовывало все расклады. Теперь ежу должно стать понятно, чья собака здесь порылась. Кто поверит в то, что человек Катка случайно завалил Рубайло? Клыч ликовал, искренне полагая, что отсутствие в Остроге во время последних событий реабилитирует его полностью. Самое время действовать, а от Барона — ни слуху, ни духу.
Вор, будто его мысли прочитал на расстоянии, объявился в тот же вечер, около восьми. Позвонив, назначил встречу в кафе «Алые паруса», в своей резиденции. Клыч помчался на противоположный конец города, по дороге на проспекте Гагарина едва одного чайника, заглохшего у светофора, не догнал.
Законник ждал в отдельном кабинете, трезвый до скрипа, собранный. О недавнем запое напоминала лишь одутловатость лица и тёмные пятна под глазами. Ужинали вдвоем, без спиртного. Клыч сообщил последние острожские новости, при этом, как ни старался, возбуждения скрыть не сумел. Барон подцепил с тарелки осклизлый солёный груздок знаменитой шахунской засолки, повертел вилкой, раскладывая услышанное по полочкам.
— Ночью в Москву стартую, — веско сообщил он, пристально глядя в глаза сидевшему напротив Клычу. — Вопрос твой разруливать.
Клыч внимал законнику, затаив дыхание. По годам вор был гораздо моложе его, всего тридцать четыре ему в прошлом году стукнуло, тем не менее, собеседником без всякого лизоблюдства он воспринимался как человек, умудрённый жизнью. Вор — есть вор, и мериться с ним годами, в том числе, проведенными за решёткой, вздумает только дебил. Барон был судим два раза, за хулиганку и за ДТП с трупом, отсидел по молодости год на усиленном режиме. С таким бросовым послужным списком по старым понятиям его к короне никто бы и близко не подпустил, но на дворе — другие времена. Короновали Барона в девяносто пятом на всероссийской сходке в Ростове. Уважаемые люди разглядели в духарном парне лидера, и как показали последующие события, не ошиблись.
Вор ел вяло, аппетит после новогоднего загула к нему не вернулся. Клыч, глядя на Барона, не решался навалиться на остывавший в блюде шашлык из говядины и телятины, который в заведении бесподобно готовил шеф-повар, грузин.
— Теперь-то, после того как нового их смотрящего вальнули, ясно ведь стало, что я не при делах? Скажи, Вень?
Законник наколол зубчиками вилки еще один черный груздь. От убоины его воротило, а солёненькое душа принимала. Неторопливо прожевал, посмотрел на Клыча снисходительно, как на маленького.
— Володя, а чего, теперь из другого города мокроделов посылать запретили?
Клыч рукой взял кусок сочного мяса, обмакнул в аджику, целиком отправил в рот и мерно заработал челюстями. По сути, вор назвал его ослом. Озвученный им вариант, безусловно, приходил Клычу в голову, но он полагал, что другие так не подумают — слишком сложно.