Эффект разорвавшейся бомбы. Леонид Якобсон и советский балет как форма сопротивления

В хореографии должна произойти революция. От школы «классического» танца должна остаться вся ее универсальная система развития движения, ведущая к профессии артиста балета. Но должен быть отвержен стиль, в который эта система замкнута. Тогда родится новое искусство [Якобсон 2001: 367].

Он задает риторический вопрос: как можно изобразить революционные темы при помощи «бегающих на кончиках пальцев артисток?» Якобсон описывает процесс, который одновременно радикален и в высшей степени прост – такова предпосылка танцевального модернизма. Он пытается вернуть русский балет на путь, с которого тот сошел в 1930-е годы – именно тогда началась его собственная карьера танцовщика. Якобсон превратил балет в средство, с помощью которого те, кто находился на периферии общества, могли говорить с его центром, и тем самым раскрыл способность балета придавать форму культурным изменениям. Через свою хореографию он предлагал новое содержательное понимание идеи Родины.

Рис. 59. Минуты раздумий:

Якобсон сидит в зрительном зале в Малом театре оперы и балета в Ленинграде. Фотограф неизвестен

Хореография Якобсона в Израиле

Леонид Якобсон никогда не был в Израиле, но его способность выявлять эфемерное и индивидуальное в создаваемых им повествованиях малой формы сегодня является частью истории русского балета – культурной истории, которую многие из примерно миллиона евреев из бывшего Советского Союза, эмигрировавших в Израиль в 1970-1990-х годах, привезли с собой. В 2000 году вдова Якобсона Ирина и ее сестра Анна Климентенко совершили свой второй – и последний – переезд, на этот раз в Израиль, в Хайфу, чтобы быть рядом с родственниками. Как только Ирина приехала в Израиль, новость о ее присутствии быстро распространилась в эмигрантском танцевальном сообществе, и она получила несколько запросов от израильских балетных школ и трупп, желавших поставить балеты Якобсона. Требования большинства его хореографических произведений не позволяют исполнять их кому-либо, кроме наиболее подкованных технически танцовщиков. Но она согласилась на просьбу бывшей балерины Большого театра Нины Тимофеевой.

Когда Валерий Панов переехал в Израиль в 1974 году, он был там самым известным из всех еврейских артистов, прибывших из Советского Союза, однако в последующие десятилетия после его эмиграции продолжали прибывать и другие артисты балета, заинтересованные прежде всего в преподавании. Нина Тимофеева, выпускница Вагановского училища, была среди них одной из самых выдающихся. Ее дочь Надя, которая сейчас руководит Иерусалимским балетом и его школой, состоящей из 100 учеников, рассказала, что, когда они впервые приехали в Израиль в 1991 году вместе с еврейской бабушкой Нади, они намеревались преподавать в ведущей израильской школе искусств, Иерусалимской академии музыки и танца, и основать балетную труппу. Они были очень удивлены тем, насколько скудной была там балетная жизнь. «Это была действительно другая планета», – вспоминает Тимофеева-младшая, описывая свой шок от отсутствия профессиональной балетной подготовки и трупп[398]. В течение двух лет после их приезда Надя, сильная и увлеченная танцовщица, выступала в качестве приглашенной артистки с балетной труппой Панова. Она искренне восхищается усилиями Панова и Берты Ямпольской, которая также преподает и руководит балетной труппой в Израиле, направленными на формирование израильского балета.

Нина Тимофеева, мать Нади, танцевала Эгину в «Спартаке» Якобсона в Большом театре в качестве ведущей танцовщицы труппы и очень ценит его работу. Она была одной из первых, кто связался с Ириной Якобсон, когда новость о ее приезде в Израиль распространилась через сеть бывших российских танцовщиков, живущих там. В 2009 году Тимофеева подошла к Ирине и спросила, не поставит ли она «Па-де-катр» Якобсона на четырех самых продвинутых танцовщиков своей труппы.