Эффект разорвавшейся бомбы

Если бы ее торопливые слова, полные волнения и благоговения, не затронули такую больную тему, я бы, возможно, улыбнулся. Возможно, рассмеялся. Вместо этого я зажмурил глаза, потому что все, что мог расслышать между слов, фраза, так невинно произнесенная ее милым голосом, была о девочке, которая скучала по матери, которую никогда не знала. Застряла с отцом, у которого была настолько напряженная карьера, что, ей казалось, что до нее никому нет дела. Даже несмотря на то, что все, что я делал, было ради нее.

Я встал позади Фейт, не сводя с нее глаз, положив руки на крошечные плечики. Так много мыслей о том, насколько она хрупка сейчас, после сломанной руки. У меня была своя доля травм, пара сотрясений мозга, разрывы мышц, которые мешали проведению полудюжины игр, и растяжение лодыжки два сезона назад, которое стоило нам шанса на плей-офф. Но ничто не было так страшно, как видеть, как Фейт падает с оборудования для детской площадки, слышать ее крик и видеть страх, когда она лежала на больничной койке.

Теперь, когда мои руки коснулись ее кожи, все, что я мог почувствовать, — это нежную длину кости, и все, что мог себе представить, — это как далеко готов зайти, чтобы убедиться, что с ней никогда не случится того, что причинит ей боль. Это было нелогично, совершенно иррационально, но я мог остановить это примерно так же легко, как мог бы попытаться отключить свое сердце одной лишь силой воли.

— Папочка. — Фейт вздохнула, запрокидывая голову, чтобы посмотреть на меня.

— Что, Турбо?

— Ты даже не смотришь на нашу новую соседку.

Я приподнял бровь.

— Ты не знаешь, что она наша новая соседка. Может быть, она заблудилась.

Фейт закатила глаза и захихикала.

Наконец, я поднял взгляд. Определенно, лучше бы я этого не делал.

Потому что, если это наша новая соседка, тогда я был в аду.

Как и наш дом, соседний был трехуровневым и выходил окнами на озеро. Веранда на первом этаже, похожая на мою, была большой и тянулась по всей длине дома, и обычно она пустовала. За все время, что мы здесь жили, я еще ни разу не видел ни одного человека на территории, за исключением бригады ландшафтных дизайнеров, которая приезжала в не зимние месяцы, чтобы поддерживать порядок.

Теперь он не был пустым. Как бы ни была близка Фейт называя женщину похожей на Барби, первое, что пришло мне в голову, это почему по соседней веранде прогуливается моя фанатка?

За те несколько секунд, которые я, к сожалению, потратил на то, чтобы систематизировать то, на что смотрел, я почувствовал себя так, словно кто-то сунул динамитную шашку под мои твердо стоящие ноги и поджег однодюймовый фитиль. Было невозможно убежать и игнорировать эффект, который это произвело на меня.

Ее ноги были бесконечными, загорелыми и подтянутыми; живот плоским; волосы длинными, светлыми и пышными. Черное бикини едва прикрывало пышную, явно натуральную грудь, и именно тогда мне пришлось отвести взгляд, чтобы сохранить собственное здравомыслие.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, мы можем пойти поздороваться? — снова спросила Фейт, поворачиваясь и демонстрируя мне весь свой арсенал.

Глаза? Широко раскрытые и умоляющие, точно такого же оттенка коричневого, как у меня. Руки? Сложенные вместе, настолько позволял гипс, и сосредоточенные на ее сердце, как будто я разобью его, если скажу «нет».

— Мы не знаем, кто это, милая, — мягко объяснил я. — Может быть новая соседка или она просто снимает дом на выходные. Что я всегда говорю тебе о незнакомцах?

Плечи дочери поникли, и я почувствовал себя Гринчем.

— Она не была бы незнакомкой, если бы мы представились.

— Это правда, — признал я, — но мы все равно не собираемся здороваться.

Глядя на разочарованное лицо, я увидел черты себя. Но также я видел много от ее матери, то, что Фейт смогла бы узнать только по нескольким фотографиям Кассандры, которые у меня были. Наш роман был недолгим, последствия необратимы, а она погибла в автомобильной катастрофе, прежде чем Фейт исполнилось шесть месяцев.

За эти шесть месяцев я видел, как милая и сексуальная натура Кассандры медленно зеленела от жадности; ее требования о выплате алиментов увеличивались, в то время как время, которое она хотела уделять мне с Фейт, сокращалось почти с той же скоростью. Если я не заплачу.

Ее решением в ответ на мое категорическое нежелание быть ее бесконечным банкоматом была продажа газетенкам некой дерьмовой истории о нашем «романе». Которую я не смог оспорить, когда неделю спустя она умерла. Рискуя показаться придурком, я не хотел клеймить ее лгуньей. Ведь Фейт когда-нибудь сама легко сможет воспользоваться Гугл.

Тот факт, что по настоянию Рэндалла мы уже провели тест на отцовство, был единственной причиной, по которой мои права на Фейт после смерти Кассандры были неоспоримыми.

Пресса была в восторге. Звездный квотербек — отец-одиночкой, плюс история, которую она продала, и мои отношения с Кассандрой были романтизированы до тошноты. Чтобы улегся ажиотаж вокруг моей истории не потребовалось много времени, но этого было достаточно, чтобы у меня появлялся кислый привкус во рту, когда дело доходило до СМИ.