Эффект разорвавшейся бомбы

После того, как я засунул телефон обратно в штаны, звуки чьих-то шагов по коридору, громко смеющихся, заставили Элли тяжело вздохнуть.

Я понял ее чувства.

— Это была Фейт, — неловко объяснил я.

Она села и пригладила рукой конский хвост.

— Да. — Элли взглянула на дверь, когда за ней послышались еще более громкие голоса. — Наверное, к лучшему, что она позвонила.

Я проглотил эту горькую пилюлю. Она не ошибалась. Но когда я натягивал футболку через голову, мне очень хотелось, чтобы это было так.

Мы на самом деле не продумали это до конца. Кто жил в номере по другую сторону этого стола? Если бы я мог точно определить голоса в зале, то кто-нибудь смог бы точно определить наши.

Черт возьми.

Должно быть, мое лицо выдало ход моих мыслей, потому что она сочувственно похлопала меня по груди.

С легкой довольной улыбкой Элли соскользнула со стола и указала на дверь.

— Я… э-э-э, просто убедись, что в коридоре никого нет.

Так и было, и я ушел без фанфар, даже не попрощавшись, потому что, думаю, мы оба точно знали, как плохо это будет выглядеть для нас, если меня увидят выходящим из гостиничного номера владельца.

Я тяжело опустился на кровать, как только снова оказался наедине с собой, и уронил голову на руки.

Теперь я знал.

Знал, какой у нее запах, вкус и ощущения.

— Ты такой идиот, — сказал я вслух и плюхнулся спиной на кровать.

Потому что теперь я никак не мог забыть ничего из этого.

16

Элли

Когда я давала интервью для Sports Illustrated, репортер задал мне вопрос, на который я хотела бы ответить по-другому. Дело не в том, что то, что я сказала, было неправильным или не соответствовало действительности. Я просто хотела сказать что-то, что теперь было более правильным. Более правдивым.

— Что самое важное, чему вы научились во время всего этого процесса? — спросил он.

— Кроме того, что теперь у меня есть фиксированная зарплата? — Мы оба улыбнулись, зная, что это не настоящий ответ. Прежде чем заговорить снова, я придала голосу значительный вес, сделав паузу, вспоминая прошедший месяц. — Я поняла, что способна на гораздо большее.

Могла сказать, что мой ответ понравился ему по изгибу его губ и медленному кивку головы. И я все еще чувствовала то же самое. Мы выиграли нашу вторую игру, на этот раз дома, статья просто бомба, ею поделились миллионы людей в социальных сетях, и она была исключительно позитивной. Двумя месяцами ранее, если бы кто-нибудь сказал мне, что я окажусь в таком положении, с таким охватом, таким влиянием, я бы расхохоталась. Итак, мой ответ все еще твердо держался за правду.

Но что было более правдивым сейчас, так это то, что получение знаний было преобразующим и необратимым. Я никогда не смогу забыть то, что узнала за последние восемь недель. О себе, о команде, о том, как неправильно я оценивала их влияние на жизнь моего отца. О Люке.

Больше всего о Люке.

Может быть, это было глупо, что посреди всех этих событий и того влияния, которое они теперь имели на мою жизнь, он был тем, кого я не могла выбросить из головы.

Потому что теперь я многое знала, даже если не могла толком объяснить.

Например, знала, что Люк чертовски хорошо целуется, и я почти позволила ему трахнуть меня на моем гостиничном столе.

Знала, что его руки были огромными и с легкостью обхватывали мою грудную клетку.

Знала, что когда он посасывал мой язык, это вызывало непроизвольное сжатие моих бедер.

Я знала, что когда он прижимался ко мне бедрами, он либо прятал стальную трубу в джинсах, либо был очень, очень счастлив.

И я знала, что хочу вернуться ко всем этим вещам снова. Много раз.

Может быть, это потому, что у меня месяцы не было секса. Действительно длинная череда последовательных месяцев, которая, вероятно, должна была бы меня угнетать, если бы я подумала об этом, но это было главным образом потому, что большинство мужчин, у которых хватало наглости подойти поговорить со мной и приударить, обычно были эгоистичными засранцами.

Менеджеры хедж-фондов и модели, которые проводили больше времени, смотрясь в зеркало, чем общаясь с реальными людьми, или мужчины, которые по возрасту годились мне в отцы и почему-то считали уместным сделать предложение двадцатишестилетней женщине.

Но Люк был другим. Я никогда раньше не встречала такого мужчину, как он. Ладно, ладно, я должна была учесть, что он возненавидел меня с первого взгляда и списал со счетов как жадную до денег футбольную фанатку-шлюху еще до того, как я открыла рот, но даже это было для меня совершенно в новинку. Это привнесло элемент освежающей честности в наши отношения, какими бы они ни были.

Если Люк оголил для меня торс, если лизнул меня в шею, прикусил кожу на позвоночнике, понюхал мои волосы и сказал, что хочет увидеть меня обнаженной, это, черт возьми, было правдой. Это было вопреки тому, что он подумал обо мне, когда мы впервые встретились. Несмотря на то, что я владела командой, за которую он играл. Несмотря на все возможные препятствия, расставленные перед нами.

Люк хотел меня.

И, о, милые волчата на пятидесятиярдовой линии, я хотела, чтобы он это сделал.