Эффект жизни

Натали отчаянно прижала мишку к груди. Если бы ее сожгли в огне, она бы, прижав мишку, не испугалась бы и костра.

«Только не отнимайте его от меня!

У меня больше ничего нет, кроме этой игрушки, ничего и никого!» Она заплакала тихонько, маленькими слезами. Крошечные два-три всхлипа, больше не надо. Щелчок двери, совсем не страшный.

— Ты еще не оделась! — хрипловатый, чуть приглушенный отцовский возглас.

Мысли разлетелись как воробьи — она забыла, забыла, что стоит с голыми ногами, без теплой юбки. Мгновение назад ей было так тепло, так хорошо, она ничего не чувствовала, и вот опять — холод, мурашки, бегущие по ногам к спине и дальше — к шее. Если она не найдет одежду, отец по-настоящему может разозлиться и потом, вечером, сидя за уютным столом с зажженными свечами, специальным предательским голосом расскажет маме… Его простые слова, хрустящие, словно плесневелый старый сухарь, поплывут над столом, вызывая нежную улыбку матери, и она (в этот момент Натали казалось, что у мамы увеличиваются губы) неожиданно что-нибудь скажет. О да! Мама скажет, предложит как-нибудь наказать, разобраться что к чему, и наказать с толком, мама умеет…

«Я не нашла юбку! Не нашла!»

Натали внезапно остановилась, уставившись в никуда. Может быть, стать сумасшедшей? Она знала, вернее, видела в фильме, что детей, ведущих себя ненормально и странно, могут забрать в психушку, и там можно будет сидеть с другими детьми, раскачиваться, что-нибудь напевать себе под нос и так проводить целые дни. Никто тебя не трогает, не мучает, нет постоянного страха. А Натали так хотела, иногда до безумия, чтобы родители не трогали ее, — пусть будет одиночество, она вытерпит его, она вытерпит все: и плохую еду, и молчащих детей, и сможет прожить без игрушек. Но мишка! Ведь они могут не разрешить взять его с собой! Мама обязательно заберет его, если узнает, что он дорог Натали, как он дорог…

«Не отдаст!»

Ей не хотелось так жить: без единственного друга, в полном одиночестве и отчаянии, как будто все во тьме, в черно-белом цвете. Казалось, комната поблекла и начала расплываться, постепенно наполняясь неизвестно откуда взявшимися клубами пыли. Как здесь душно, почему она раньше этого не заметила? Натали верила, что если она случайно не сдержится и неосторожно покажет окружающим свои яркие чувства, то мир сразу же померкнет, начнет видоизменяться, превращаясь в темное страшное пространство. Это будет иной мир, населенный теми же людьми, родными и знакомыми, только они будут наполнены злобой и жестокостью.

«Вот опять началось!»

Натали содрогнулась от ужаса — она и не заметила, как комната превратилась в то самое темное и страшное место.

«Это очень, очень плохо!»

Она съежилась и притихла, стараясь вдыхать как можно меньше воздуха. На какой-то момент ей даже показалось, что окружающее пространство не видит ее, но, как облако пара в холодную погоду, вокруг Натали скапливались испарения чувств, переживаний и страха, которые выдавали ее. Это было все равно что кричать: «Посмотрите, вот он, лакомый кусочек теплого беззащитного существа! Ищите, ищите его по теплу, которое исходит из его тела, кто первым найдет его?» Тук-тук-тук-тук — шаги матери, привычно страшно. Идет ругать. Это первая волна, иногда ее удавалось выдержать почти безболезненно. Так, ближе, еще ближе, уже у самой двери, щелчок, слегка сжимается сердце, — мать не слишком сердится.

— Собирайся быстрее, иначе опоздаешь в школу! С сегодняшнего дня вместо вечерних игр со своим медведем ты начинаешь прибираться у себя в комнате, и если еще раз я увижу, что ты оставляешь носки на полу, будешь сама их стирать! И еще: наклоняйся над раковиной, когда чистишь зубы, мне каждый раз приходиться мыть зеркало после тебя. Ты совсем не ценишь мой труд! Попробуй как-нибудь сама приготовить себе еду, постирать белье, погладить его!

И вдруг мама устало и даже нежно добавила:

— Пойми, детка, ты должна научиться ценить чужой труд, — она внимательно посмотрела на разрезанную лапу мишки, — и ценить свои вещи.

Натали показалось, что последней фразой мама вынула какой-то орган у нее из тела.

«Она уже знает».

Эта пронзительная мысль ледяным осколком впилась Натали в грудь и процарапала все внутренности до низа живота. Можно было подумать, что девочка, одиноко стоящая посреди неприбранной комнаты, в смущении осматривает кончики пальцев на ногах. Но уже в следующее мгновение она со стоном прикусила губу, стараясь не дать выйти изо рта дыханию. Вдруг какая-то неведомая сила тряхнула ее тело, и Натали сухо и отрывисто зарыдала.

«Все кончено, проклятые слезы, проклятые глаза!»