В один из выходных дней Ефим отправился на ближайший рынок купить что-нибудь из съестного. На обратном пути он догнал женщину с двумя большими сумками в руках. Молодая, на вид неслабая, а чувствовалось: ноша достаточно тянет. Мог ли сердобольный Ефим остаться к этому равнодушным?
– Позвольте вам помочь.
Она посмотрела удивленно.
– Помогите, если можете.
Они направились к трамвайной остановке. Просто так, из тех же побуждений милосердия, он спросил: далеко лин от трамвая ее дом.
– Минут десять ходьбы, – ответила она, – пустяки.
– С таким грузом не пустяки! Если позволите, я помогу.
– Помогайте, если вы такой добрый, – открыто улыбнулась она.
Ефим проводил ее до дома, донес сумки до третьего этажа, где она жила. Дверь открыла девочка лет десяти. Ефим стал прощаться.
– А может зайдете к нам, если не спешите, – предложила женщина, – отдохнете… Заходите, не стесняйтесь, – повторила приветливо, – или вы спешите домой, к семье? – Ее глаза смотрели несмело, вопросительно.
Ефима тронул нехитрый наивный маневр.
– Да нет у меня никакой семьи, – сказал он усмехнувшись, – никуда я не тороплюсь.
Женщина с дочкой занимали две небольшие смежные комнатки, простенько обставленные, очень чистенькие.
– Здесь мы жили вчетвером, – объяснила женщина, снимая телогрейку, – я, муж мой, мой младший брат и вот дочка. Мужчины наши остались там, погибли… Подойди, Анечка, познакомься с дядей.
Славненькая белокурая, очень похожая на мать девочка, застенчиво протянула Ефиму ручонку.
– Анечка, – сказала она и почему-то быстро ушла в другую комнату.
– Теперь давайте и мы знакомиться, если уж так вышло… Лида. – Она подала Ефиму красивую белую руку. Назвался и он.
– Если вы на самом деле не спешите, пообедайте с нами. Я мигом приготовлю… Ладно?
– Ладно, – сам не зная почему, согласился Ефим. И даже прибавил: – С удовольствием! Кстати, я купил на рынке мясо. Употребите его по вашему усмотрению.
– Не надо, у нас есть свое, мы вчера отоварились по карточке.
– Тогда я с вами не буду обедать.
– Вот настырный какой! – Лида взяла сверток. – Вы почитайте пока. На этажерке книжки, журналы. А мы с дочкой стряпать будем.
За чтением Ефим не заметил, как комнату окутали сумерки. Он отложил книжку, хотел встать и включить свет, но передумал. Ему почему-то стало вдруг неловко: зачем согласился обедать у незнакомой женщины? Может быть, она пригласила его ради приличия, в благодарность за помощь? Такая догадка казалась вполне резонной и вызвала у него досаду на самого себя. Надо теперь же уйти, да-да, сказать: извините, в другой раз… Но вспомнив вопросительный взгляд, брошенный на него привлекательной женщиной, охотно себя реабилитировал.
– Что это вы сидите в темноте? – Лида включила свет, веселая, разрумянившаяся. – Может вы, как кошка, в темноте лучше видите? Я зря включила свет?
Ефим залюбовался ею. Она успела переодеться, тонкое, плотно облегающее платье подчеркивало красоту полной груди, гибкость талии, округлость бедер. Туфельки на высоком каблуке позволяли оценить стройность в меру полных ножек. «Вот это женщина!» – ахнул Ефим, мгновенно почувствовав прилив возбуждающего тепла. Глазами он сказал ей это. Она поняла, кокетливо повела плечами, игриво бросила:
– Обед готов! Анютка! Давай собирать на стол. – Расстелила цветастую скатерть, достала из буфета поллитра «Московской», торжественно поставила бутылку на середину стола.
– Для встречи мужа и брата припасла, – сказала как-то виновато, – да вот не дождалась. Выпьем за их светлую память… А вы, Ефим, воевали?
– Воевал.
– Значит вы им товарищем будете. С таким человеком своих помянуть не грех.
Обед был незатейливым, но показался Ефиму вкусным – суп картофельный на бараньем бульоне, макароны с бараниной, вынутой из супа. Водку закусывали селедкой, посыпанной репчатым луком. Большую часть выпил Ефим, почти две стограммовые стопки – хозяйка, капли три Анюта – в память отца и дяди. Лида быстро захмелела, еще сильнее разрумянилась. Зашумело и в голове у Ефима.
После обеда Анюта ушла к подружке готовить уроки. Лида собрала со стола посуду, унесла на кухню. Достала с этажерки семейный альбом, положила его на колени, словно невзначай тесно прижалась плечом к Ефиму, раскрыла альбом.
– Вот это я с мужем, снимались на пятый день после свадьбы. Здесь я с подружками с парфюмерной фабрики. Я работаю там двенадцатый год. И муж там работал, там и познакомились, и поженились. А это…
Жар, исходящий от Лиды, будоражил Ефима, нестерпимо возбуждал. Он почти не слышал, что она говорила, не видел фотографии, даже лицо ее чуть высвечивало, как будто сквозь туман. Только губы, яркие призывные, всесильно влекли все его существо – к ней! Сердце его сильно стучало, дыхание перехватывало… Он резко обнял ее, жадно впился в ее губы. Она не противилась, обвила его шею крепкими руками, прижалась грудью, целовала жадно, часто. Альбом с фотографиями сполз с ее колен на пол.
– Погоди, милый, погоди, – шептала она порывисто, – я вот только свет погашу, нехорошо при свете!